АНАТОЛИЙ КАШЕПАРОВ: Так складывалась ситуация с моими документами, что я мог вылететь из Америки, но мог лишиться права вернуться.
Двое из числа «Песняров» знаменитых, тоже иностранцы, рассказали о «закулисных тайнах» московского концерта 21 января 2001 года.
ВАЛЕНТИН БАДЬЯРОВ: У меня в Германии, звонок: «Господин Бадьяров? С вами будет говорить господин Мулявин». И вот мы мило поговорили, он пригласил на 30-летие «Песняров». Я даже вновь почувствовал себя молодым «песняром»! Но вот первая встреча на репетиции в Минске. Мулявин зашёл в отрешённом состоянии. С Владом Мисевичем не видимся всего года полтора — и то так душевно обнимаемся. А с Мулявиным не виделись лет двадцать, наверное. «Привет». — «Привет».
И такая встреча произвела впечатление... не шокирующее, а щемящее: видимо, провёл бурную ночь. Думал, он пришёл — и пойдёт как-то репетиция уже под его руководством. Но этого не произошло. Пришёл, походил минут десять и исчез. На следующий день отъезд в Москву. Мы все очень боялись: как произойдёт момент «изъятия» Мулявина из его квартиры и доставка на вокзал? Поехали, был вечер. И, в общем-то, его... (вздох) из объятий квартиры... удалось целым-невредимым, ограждая его от ненужных нам лиц... удалось загрузить в автобус. И он уехал с нами один. Ведь мы боялись, что он уедет в Москву в сопровождении. А то, что поехал один, большой плюс. Концерт прошёл достаточно ровно. Сам Мулявин, на мой взгляд, пел очень прилично. Он меня пригласил — и я очень благодарен: дал мне возможность впервые после эмиграции приехать в Россию, в Москву, в Минск. Десять лет меня не было. Там с ним хорошо пообщались, как старые друзья, много вспомнили из прошлой жизни, то, что нас связывает с тех времён, когда, как с Владом и Володей — 67-й, 68-й годы — встречались, вместе пиво пили с рыбой. В знак такого момента тёплого я пообещал Мулявину, что сделаю его новым «Песнярам» поездку в Германию.
ЛЕОНИД БОРТКЕВИЧ: Муля сказал: «Будешь петь "Берёзовый сок"». Я вышел, спел. Думал, меня забыли, а люди услышали — может, не помнят меня, но услышали голос, столько песен спето! — встали и начали аплодировать. Я еле допел «Берёзовый сок», выбежал за кулису, расплакался. Всё! Ко мне в душе вернулось опять - не то, чтобы ностальгия, а когда публика твоя, удовлетворение, отдача, куча адреналина, который получаешь! Сказал: всё, это моя родина, это моя сцена, моя работа. Больше в Америку я не вернулся, всё оставил там.
Не остались всё же без внимания организаторов юбилейного концерта и «виновники раскола»: были, оказывается, приглашены. Но каким-то странным образом.
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Мы в Сибири на гастролях. За день до 30-летия позвонил из Москвы режиссёр: «Я от имени Мулявина говорю: срочно прилетайте на завтрашний концерт». «Но у нас гастроли!» «Срочно вылетайте! Володя зовёт вас на свой юбилей... на ваш юбилей!» Но мы-то знаем, что на утро Володя перекукует, переспит с женой — что, в общем-то, законно, — и будет другой итог. А гастроли длинные — нельзя срывать. Категорически.
ВАЛЕРИЙ ДАЙНЕКО: Да и предложение было — как-то вскользь.
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Мы не могли вырваться: Красноярск! Как можно срывать?! А с нами гастролирует Кобзон, спрашивает: «Вы едете?» «Нас не приглашали». «Ну, я поехал». И он поехал с гастролей к Володе. Но у него это было запланировано. Говорят, когда он вышел на сцену, то сказал: «Володя, тебе из Сибири привет от твои ребят, «Беларуских песняров»!
МИХАИЛ ФИНБЕРГ: Когда объявили имя Мулявина, весь зал встал. Вот это я на всю жизнь запомню. Ещё раз убедился: не только, как его уважали, а как его любили в России. Уже того ансамбля «Песняры», к сожалению, не было. Но был Мулявин. Просто он их всех тянул, он их вытягивал — а они этого не понимали. Это было их колоссальное заблуждение.
Зрители, возможно, осознавали, что «Песняры» превращались уже в музей восковых фигур, в бледную тень самих себя. Обидно было бы цитировать опубликованные отзывы зрителей о том концерте: насмешливые, уничижительные — публика жестока к увядающим кумирам. Но ни москвичи в тот январский вечер, ни мы, минчане, увидевшие юбилейный концерт в зале своей филармонии двумя месяцами спустя, и подумать не могли, что так вот — поющим — видят Мулявина в последний раз, что это — Прощание.
***
Впервые на большую столичную сцену лидер вывел и поставил рядом с ветеранами свой последний коллектив. Новый набор, новый — в который-то раз! — состав, молодняк. Во вновь собранном коллективе уже некому было обращаться к нему на «ты», а уж тем более, окликать «Муля!» Все обращались только по имени-отчеству.