Алька посмотрела договор и говорит:
– Подписывать нельзя. Они тебя подставляют.
– Но ведь визы всех заинтересованных подразделений есть. Даже вот юристы подписали.
– Не имеет никакого значения. Ты пойми, когда дойдет до разборок, подписанты скажут – то не учли, это не учли, может быть и ошиблись. Но ведь не мы принимаем решения. Есть генеральный, и он должен был не согласиться. Это ведь наше мнение по этому вопросу, и только. Понимаешь, мнение – и только. И они чисты. Главное они чисты перед законом. За все по договору отвечает генеральный директор. А ты смотри, что здесь получается. «Нафта» согласна заплатить по векселю триста миллионов – четверть цены, объясняя это тяжелым финансовым положением, мол, фирма на грани разорения. Не то, мол, через некоторое время и этого не получите.
Это самое жалостливое письмо было приложено к договору.
– Может так и есть на самом деле?
– А тебе какое дело?
– Но «Нафта» ведь наша фирма.
– Юридически «Нафта» – это самостоятельное предприятие, которое к твоей фирме не имеет никакого отношения. И уступать просто так девятьсот миллионов ты не имеешь права.
– Но ведь все завизировали. Они же там все эти вопросы, вероятно, учли. Согласовали. У «Нафты» может правда тяжелое положение?
– А ты откуда знаешь? У тебя ведь нет никаких данных на этот счет. Между прочим, подписанты, раз они подписали, должны были предоставить тебе полное экономическое обоснование своих выводов, а не просто подписи. И не просто бумагу, что «Нафте» плохо, а соответствующие балансы за последнее время. Здесь же ничего нет.
– Ну а как не подписывать – выгонят ведь.
– А отказать нужно по-умному. Ты потребуй от них полное экономическое обоснование с приложением соответствующих документов.
– Слушай Алька, ты –гений.
– Только ты невозмутимо, спокойно и твердо. Понимаешь, ты же генеральный директор. Где обоснование, такие-разэтакие? Хозяин в Матроской Тишине, так вы вообще перестали мышей ловить? Вот так их.
Так и решили сделать.
На следующий день я как ни в чем не бывало подхожу к Федоровне. Спокойно усаживаюсь на свой стульчик и кладу договор перед собой.
– Я сейчас, – говорит она, копаясь в документах. Я спокойно и невозмутимо жду, посматривая по сторонам. В комнате сидят еще два бухгалтера. Они вели самые значительные фирмы компании.
– Вероника, о Макаровском есть какие новости? – спросила одна из них, она вела фирму Макаровского.
– К нам приходили и изъяли все документы по фирме с 2001 года. Что самое странное, изъяли документы по заработной плате. Это-то зачем? У него на фирме он, да его юрист, которого никто не видел. У него юристом адвокат какой-то работает.
– Какие новости? Всего три дня прошло. Я слышала от жены, что адвокат жалобу подал.
– А что адвокат? Раз взяли, теперь до суда не освободят. Конечно, адвокат обязан жалобу подать. Но это бесполезно. Они же его взяли не для того, чтобы выпустить.
– Я слышала, что ему в течении десяти дней должны предъявить обвинение, – говорит другая. – Если не предъявят, должны будут выпустить. Так с шефом было.
– Никто его не выпустит. Если взяли, будет до суда сидеть.
– Жене то, каково и детям.
Вот грымзы старые! Все знают. Наконец Елена Федоровна закончила со своими делами и мне:
– Подписала?
– Нет, – ответила я. – Договор сырой. Соответствующих материалов к нему нет. Пусть доработают.
– Но просили срочно. Там сроки подходят. Ты видела?
– Видела, но договор сырой.
Я положила ей на стол договор и встала.
– Но просили срочно.
– Им раньше надо было суетиться. В общем пусть доработают.
– И я пошла к выходу. Главное не поворачиваться. Спокойно и независимо. И я вышла.
6
На следующий день Федоровна позвонила и просила срочно зайти.
– Слушай, что ты делаешь? Тут столько звону было, требуют, чтобы немедленно подписала. Сама Чайка звонила.