– В общем, я уговорил деда… хм, Николая Ивановича отменить свое решение. К черту Сорбонну, у нас тут дел невпроворот. А времени нет. Нет времени! Собака, живущая в прошлом, есть, а времени нет. Такой вот парадокс Эйнштейна, будь он неладен.
– Не снимай очки, – попросил Бравый. – Очки тебе очень идут.
– Хорошо. Как прикажете, товарищ капитан, – Наталья разделась и теперь стояла перед ним, не очень понимая, что делать дальше. Бравый как-то нерешительно расстегивал пуговицы на кителе.
Со стороны выглядело, наверное, смешно. Два взрослых человека, один из которых полностью голый, если не считать очки, а другой медленно переходящий в такое же состояние, собрались с вполне понятным намерением в комнате с расстеленной кроватью, но при этом ведут себя как сопливые подростки, впервые решившие попробовать то, о чем зубоскалят в подворотнях.
Наталья подошла к постели, некогда имевшей полное право называться супружеской, откинула одеяло и легла. Заложила руки за голову и смотрела на Бравого.
Тот отвернулся и возился теперь с галифе. Военная форма явно не способствовала адюльтеру. Наталья протянула руку и погладила Бравого по голой спине.
– Ты знаешь, моя жена… бывшая жена никогда не снимала ночнушку.
– Почему?
– Стеснялась, наверное. Говорила, что голыми это делают только проститутки.
– А ты и не настаивал.
– А я и не настаивал.
Он справился с галифе, стянул трусы и лег.
– Но ты же настоял, чтобы я не снимала очки.
– Я попросил.
Наталья сняла очки и положила их между ними.
– Считаешь меня проституткой?
– Нет-нет, что ты! – Он даже сел. – Прости, не понимаю зачем вообще об этом заговорил.
– Наверное потому, что никогда до этого не изменял супруге.
– Проклятье, – Бравый дотянулся до кителя и достал из кармана сигареты. Долго и неловко прикуривал.
– А мне можно? Или это тоже больше соответствует дамочкам легкого поведения?
– Нет-нет, моя дымила как паровоз, – он отдал ей свою сигарету и достал новую.
Наталья затянулась и собралась съязвить, что хоть в чем-то соответствует высоким морально-этическим стандартам жены советского офицера, то есть бывшей жены, но промолчала. Они усиленно дымили, стряхивая пепел в причудливую морскую раковину, которую Бравый уместил между ними. Преграда между двумя обнаженными телами только росла. Осталось поставить сюда еще радиоприемник и натянуть ночнушку, которой у нее не было, и наступит полная семейная идиллия.
– Так и будем курить, товарищ, по одной? – Наталья загасила окурок.
– К черту, – Бравый переставил раковину на столик. – Очки надень.
– Это просьба?
– Приказ.
Она ничего не чувствовала. Как под местным наркозом. Трение слизистых оболочек, и всё. Она и раньше не отличалась темпераментом, но теперь совсем иное. Омертвление чувств. Обуздание инстинктов. Это ненормально, тем более что остальные реакции организма оставались в пределах нормы. Хотя что такое норма в постели? Лежать, раздвинув ноги, и смотреть в потолок? Бравый тыкался губами в щеку, мял грудь. Наталья хотела дождаться разрядки, но у соломенного вдовца долго не получалось.
– Давай попробуем по-другому, – Наталья осторожно похлопала Бравого по потной спине.
– Что? Как?
– Ляг. Вот так. Спокойнее. Ничего не делай, я всё сделаю сама.
Судя по всему, жена Бравого держала его на позиционном сухом пайке – строго в ночнушке и строго на спине.
– Ты где этому научилась? – почему-то прошептал Бравый.
– В Париже. Был в Париже?
– Почти.
– Это как?
– Сотню километров не дошел со своим батальоном. А съездить потом не удалось.
– Неужели тамошние девицы не преподали юному воину-освободителю уроков любви где-нибудь на сеновале?
– Перестань. Нет, не перестань, продолжай…
До самого последнего мгновения Наталья ничего не испытала. Ни капли возбуждения, ни грамма страсти. Или так и должны себя чувствовать женщины легкого поведения? Оргазм – дело чересчур затратное. Особенно для женщины, которой природой предписано понести и девять месяцев взращивать плод. Слишком сложное мероприятие, чтобы расточать энергию на оргазмы. Мужчины – другое дело. Расходный материал эволюции. Без оргазма не пошевелится.
– О чем думаешь? – Бравый ворошил ее короткие волосы. Пытался ухватить покрепче в какой-то мужской ласке. Не получалось.