–Геть видселя, бисова дивка! Подь в хату!
Конечно, она не ушла, но орать перестала, плакала, молча, но эти двадцать шагов дались им нелегко. Пытаясь поднять сноху, Екатерина Дмитриевна ворчала:
– Вот бисова сила! Вот доходяга! Теперь будемо на загривках ее тягати!
Невысокая, с негнущейся больной ногой, она тащила волоком недвижимую, потерявшую сознание невестку, закусив нижнюю губу, плакала и тащила по дорожке, мощенной булыжниками с речки, ругала , и ее, и себя, и сына.
А девочка трясущимися руками почему-то придерживала падающую с головы Геры шаль.
Выздороветь помогла незнакомая женщина, посоветовав проглотить желчь.
Лена до сих пор помнит брезгливое, перемешанное со страхом выражение лица Геры, когда та глотала этот горький теплый комочек, вынутый бабулей из только что убитой курицы. Зато уже после двух раз такой экзекуции женщина быстро пошла на поправку, и баба Катя уехала к себе домой.
Гера поправлялась, будто крылья расправляла. Из Марухи, аула в горах, где Иван строил электростанцию для кабардинцев, привезла доски, бревна, а весной, с первым теплом, крышу поставили. Все лето с утра до вечера, выбиваясь из сил, Гера с дочерью мазала глиной, а потом белила потолки и стены. Сколько радости было, когда осенью затопили печь и пустили Мурку в новый просторный дом!
Глава 11
К Лене силы возвращались медленно, и когда однажды ранним утром она открыла глаза и увидела снежную шапку величественного Эльбруса, а не таблетки не табуретке возле кровати, поняла: выспалась.
Грозный вулкан смотрел на нее через окно. Воздух прозрачными струями, как волнами, проплывал мимо двуглавой вершины, а солнце испуганно пряталось за величавыми вершинами. Вся цепь седого Кавказа от Казбека до Эльбруса парила в синем-синем небе. Захотелось встать и погладить седую голову великана, рассеченную в бою отважным Казбеком. Ей было жаль старика – отца Эльбруса, не понимающего свою дочь, которая влюбилась в красавца Казбека. "Отцы, наверное, часто не понимают дочерей, – решила Лена. – Так было в древности, так и сейчас. Только вот свою дочь богатырь любил, а меня…меня вот никто не любит."
Лена тряхнула головой, и, чтобы уйти от этих мыслей, опять и опять смотрела на красивые и далекие вершины гор, соединенные глубокими ущельями. Вот стоит же он, Эльбрус, или, как его называли славяне Алатырь – священная гора, камень камней. Стоит один, возвышаясь над всеми каменными глыбами, и не ищет поддержки, а оказывает ее, не страдает от одиночества, а дарит защиту другим, не просит любви, а окутывает ею окружающих. Ведь потому и стоит выше всех, что не себя жалеет, не о себе только печется. Это удел сильных духом.
–И я теперь смогу так жить, – поняла Лена.
Длинный калейдоскоп безобразных сцен замелькал перед глазами, и девочка, тщательно их перебирая, искала те моменты, где смогла себя защитить.
Она вспомнила, как однажды, разговаривая с пьяным отцом мягко и негромко, смогла избежать оскорбительного мата, а потом, играя низкими тонами в голосе, даже заставила его пойти лечь спать на кровать. Это было давно и всего один раз, но, то состояние уверенности в себе, то чувство превосходства над отцом, овладевшие тогда Леной, запомнились. Значит, пока она полностью от него зависит, надо думать, что говорить и как, замечать, что делает его мягче, добрее, запоминать это и использовать. Так и надо делать.
Глава 12
Кто-то громко постучал в калитку, вернув Лену в действительность. Гайдучиха принесла парное молоко. Подхватив приготовленную банку со стола и наспех поменяв тапочки на резиновые калоши, в одном платьице Лена выскочила во двор. Холодно. Ежась от ледяного ветра, она пробежалась до калитки, взяла молоко и укорила пса, виновато виляющего хвостом:
– И для чего тебя только кормят?! Хоть бы для приличия гавкнул! Не дам молока.
На горизонте небо совершенно темное, а мамы нет с работы. В груди зашевелилась тревога. Где же она может быть?
Уже сестра с одноклассницами веселой стайкой воробьев ворвались в дом после школы, бросили портфель и досыта наигрались в пятнашки. Уже и они разошлись по домам и легли спать, уже дремота окутала дом, и ночной мороз сковал распустившиеся днем лужи, а Геры с Иваном все не было. Наконец, Лена, до сих пор не сомкнувшая глаз, услышала, как в звенящей тишине щелкнула калитка и родители, радостные, возбужденные появились на пороге кухни. Шумно раздеваясь, счастливые, они положили на стол невероятно дорогие подарки: авоську с мандаринами, апельсинами, кульками шоколадных конфет, сверток с вкуснейшей докторской колбасой.