– А что с Венькой, что? – возбужденно зашептал Иван.
– Дружка твоего машина с солдатами задавила. Симку, Славина, Глеба Ярого… Молодые…
Опять всхлипы, и Лена поняла – плачь. Дед плачет! Она сидела в соседней комнате и возмущалась про себя: « Разве это мужчина! Слабак! Никакой силы воли!»
Лена не видела, что слезы текли и по щекам Ивана, а Гера, переставляла чашки и прерывающимся голосом шептала:
– Вот, она, народная власть! Что же это а?
– Да, хорошая власть, да дуракам досталась. Последних казаков истребляют! – приглушенно, со злостью сказал Иван. -У Веньки трое пацанов осталось… Передашь вот от нас с Герой.
Тимофей Егорович сунул деньги в карман и заплакал, как ребенок. Они долго сидели за столом, пили чай с вареньем и говорили, говорили, а закончили рюмкой, не чокаясь, как на поминках.
С того вечера не уважала она маминого отчима и называла только словом «дед».
– Лена, прекрати сейчас же! Ты не должна так называть дедушку! – возмущалась Гера.
А Лена, насупившись, только пожимала плечами. Слабак, он и есть слабак! Мужчина не должен плакать.
А дедушка, не желая быть причиной ссоры, примиряюще разводил длинными руками и виновато говорил:
–Не надо, Гера! Пусть будет так. Дед так дед!
Этим он еще больше злил максималистку, которая смотрела на белого, как лунь, деда и думала: « Вот поэтому и сына не защитил от своей женушки, и мама убежала из дома девчонкой. Хотел, наверное, и вашим хорошо сделать, и наших не обидеть. А на двух стульях не усидеть!»
Это было давно, а сейчас Лене жаль деда Тиму.Глава 15.
За год дедушка сильно изменился. Похудел, когда-то широкие плечи будто высохли, а руки стали еще длиннее.
Лена встала навстречу, Тимофей Егорович притянул к себе внучку за плечи и уткнулся губами в нежную щеку, потом легонько надавил ей на плечи, усаживая на табуретку.
–Ну, рассказывай, как поживаете, как там мама, отец? Одна приехала?
–Да все хорошо, дед, нормально. Приехала с Людкой.
Она смотрела на его красные, слезящиеся глаза, сутулую спину и думала: « Какие же они разные с Геной! Дед – столб коломенский, сын – еле дотягивает до понятия «средний рост», вытянутое лицо отца с большими ушами и длинным острым носом резко противоположен круглолицему с приплюснутым носом, конопатому сыну. Он так же не похож на деда Тиму, как и я на своего смуглого отца Ваню. Странно! Интересно, а что об этом думает Гена?»
–Гера там как поживает? – спросил дед.
Но ответа услышать не успел. В кухню вошла Тамара Федоровна, недовольно посмотрела на праздно сидящих, загремела посудой и, на ходу вытирая руки о фартук, быстро сказала, глядя на мужа:
–Иди, Тиша, поменяй водичку цыпляткам. Потом, вечерком, посидим. Поговорим.
Лена вопросительно посмотрела на деда, ей надо было еще письмо ему передать от мамы, да и опять идти на жару собирать абрикосы тоже не хотелось, но Тимофей покорно встал, с виноватой улыбкой развел руками перед внучкой, мол, ничего не поделаешь, работать надо, и ушел.
Лена с укором смотрела вслед деду, и вдруг услышала шуршащие по гравийной дорожке шаги. Девочка перемахнула через низенький заборчик, отделяющий двор от сада, и, помахав рукой, закричала идущему к дому Геннадию. Он остановился и равнодушно посмотрел на подбежавшую племянницу. Худое небритое лицо, бледные щеки, новые глубокие морщины вокруг рта, а брюки висят так, что даже ремень не может их удержать на поясе, болтаются на бедрах. Кончик приплюснутого курносого носа и тот поник.
– Гена, здравствуй, – говорила Лена, обнимая дядю. – Ты не рад!?
Она вглядывалась в родное лицо и, ничего не понимая, спросила, как в детстве:
– Где же ты был так долго! Я тебя тут жду, жду, а ты все не идешь!
Он улыбнулся через силу, обнял ее за плечи, поцеловал в щечку.
– Ну что ты! Конечно, рад. Пошли в дом. Просто устал.
Они, молча, поднялись по лестнице. Лена, чувствуя подавленность дяди, не спрашивала больше ни о чем, и только растерянно поглядывала по сторонам.
Она заметила, как выглянула из кухни и тут же спряталась Тамара Федоровна, и было странно, что дядя идет в дом, а не в кухню: ведь с работы человек пришел – есть хочет! И шел он как-то странно: не просто подпрыгивал, а заваливался немного на бок, и правую руку засунул в карман, будто придерживал ею что-то. « Наверное, ремень слабый,» – подумала Лена.
Открытая дверь упала в темноту, и на Лену пахнуло каким-то смрадом, чем-то протухшим. Не оглядываясь, Гена быстро прошел из коридора в комнату, бросился навзничь на кровать.