Екатерина Дмитриевна сдержано смеется. Настроение вроде бы улучшилось, и Лена спрашивает:
– Бабуль, а правда, что так проходила коллективизация?
– Так хиба ж я ведаю!? – уклончиво отвечает она, взбивая подушку на кушетке, чтобы прилечь. – Дон вон какой, через каждого перекатило.
–А тебя тоже коснулось? -почти шепотом спрашивает девочка, чтобы не спугнуть ленивого настроения и желания вспоминать.
– Да хиба ж мы бачили,шо таке зробиться!
Екатерина Дмитриевна уложила больную ногу на стульчик, потом легла сама, и Лена чутко уловила то мечтательное состояние, за которым следовал рассказ о прошлом.
Глава 20
– У Крыму жили, как у Христа за пазухой! Таврские мы. Потом турки пришли, дед мой с сыновьями бежал на Кубань. А там земли… хоть убейся, не охватишь! Правда, у отца моего, Дмитрия Башукова, девять детей было, а сына тильки три , а «юртовую землю» давали лишь на казаков по тридцать десятин каждому. Ничего. Все равно хватало с гаком! Всегда робили гарно, с песнями, смехом. Шутковать любили.
Батькив усих любив. Шестеро девок! Усих надобно замуж отдать. Скилько разив гостей не приглашали сести.
– А что это значило?
– Что не хочу замуж. Батькив не торопил: и дома работы хватало: коровы, лошади, свиньи, птица – всего вдоволь, тильки роби.
– А когда же ты вышла замуж?
–Двадцать три годыни исполнилось. и сватов усадили за стол. У моего Васеньки улыбка така, что не пригласить сести никак нельзя. Да и восемнадцатый годок стукнул ему – самое время!
– Бабуль, да он же пацан был, на пять лет моложе тебя!
– Ни, ни, его сбирали как раз в армию. Свекор овдовел, ему хозяйка нужна, вот и сосватали. А свадьбу сыграли через три годины, как отслужил.
– Ну. А как ты узнала, что вас раскулачивать будут?
Екатерина Дмитриевна поднялась, пробежала пальцами по замотанной шерстяным платком коленке, как бы проверяя, опять легла, молча, на кушетку.
– Ну, бабуль, как спаслись а?
А женщину эти воспоминания, видимо, не радовали: хватила и лиха, и счастья, но внуки должны знать, как она жила.
Глубокой ночью, когда каждый суставчик выворачивался, выкручивался, вопил и скручивался, хотелось не спать, а плакать и рвать бренное тело, тащить из него занозу-болезнь, услышала она слабый стук в окно. Счастье, что кровать, где она лежала пластом который месяц, стояла рядом. Толкнула створки рукой и услышала знакомый шепот Петра, которого когда-то два раза не пригласила сесть, а он так и не женился, все ее ждал, а потом ударился в политику, вступил в партию.
–Уезжай, беги сейчас же! Завтра утром придут забирать всю живность, а вас в Сибирь!
«Прощай!» – зашелестела листьями цветущая сирень и затихла, обволакивая комнату своим ароматом.
Вмиг изменилась жизнь. Так же осторожно постучала Катерина ложкой по стакану, призывая к себе свекра и мужа. Собрались за час. Узлы, двоих детей и недвижимую Катю положили на сено в телегу, запряженную двумя лошадьми, и – в степь, бежать быстрее без оглядки из собственного дома!
Первое время жили в степи, потом прятались по хуторам у родственников, пока не оказались в казачьей столице, где легче затеряться.
Уже в Новочеркасске свекор вылечил любимую сноху, исцелил от ревматизма ваннами с сенной трухой и сеном. А она потом до войны родила еще двоих деток.
Лена задумчиво обмахивала ноги веточкой от мух. Вот она какая, коллективизация! Революция на селе! Без жалости выбрасывала на улицу и детей, и больных, и здоровых. Жестокая и безрассудная! А может, не в революции дело? Просто люди забыли, что они люди.
– Да, бабуль, вон как тебя любили! Красивая ты была.
Екатерина Дмитриевна усмехнулась, и девочка сообразила, что ляпнула не подумав, и сразу добавила:
–Ну, ты и сейчас… только вот все время в платке… жарко ведь!
–Таврские мы! – повторила женщина. – Не гоже красотой похваляться – Бог отнимет. Кому надо, тот и так увидит.
Глава 21
Вечерело, но света не зажигали: комары налетят. Вышли колупать бесконечные абрикосы и раскладывать их на освободившуюся фанеру.
Единственный куст чайной розы, усыпанный цветами, источал чудный запах. Тишина.
– Ба, а ба! Спой? – просит Лена. – Только саму длинную.
Женщина поправляет больную ногу двумя руками, берет веточку и запевает, обмахиваясь: «Скакал казак через долину…» Эта удивительная баллада о несчастной любви каждый раз вызывала у девочки слезы, и, не дожидаясь этого, она затянула вторую партию. Бабуля, довольная, кивнула, и полилась песня над Тузловкой, как и сто лет назад, ибо жив, неистребим вольный казацкий дух.