–Я видела бумагу, где он пишет, что отказывается от тебя. Ты ему не дочь!
Лена сидела, не шелохнувшись, как изваяние. Застыла… Казалось, она не поняла сказанного, и Жанна повторила:
–Понимаешь, отка-зы-ва-ется! Отказывается от младенца! А теперь, когда ты выросла, легко любить: не надо ночей не спать, кормить, одевать, учить.
–Хватит, – прошептала Лена побелевшими губами, – хватит! Я Вас поняла.
Она открыла калитку и вышла, только бы больше не продолжать этот разговор. Беззвучные слезы текли по лицу, а она шла вперед, лишь бы не стоять. Страшное слово « отказался» хлестало снова и снова, но вдруг ее осенило: « Он не мог поступить иначе. Он сделал это ради мамы и меня. Не хотел мешать ее счастью с Иваном».
Она остановилась, вытерла слезы и улыбнулась: «Ну, вот. Чего это я расстроилась?! Просто надо было сначала подумать, а потом плакать. Все очень просто!»
Лена повернулась и пошла назад по единственной длинной и широкой улице хутора, но дома вокруг незнакомые. Вдруг ее охватил страх: она не найдет дом, из которого вышла. Теперь, проходя мимо каждого редкого строения, Лена искала знакомые детали. Память не подвела. Еще издали она увидела лавочку у забора, покрашенную наполовину. Утром подумала, что хозяину или краски не хватило, или времени.
Лена села, прислонясь к штакетнику, задумалась:
– Ну, что теперь делать? Родились претензии и их надо предъявить? Нет, так нельзя. Ведь это было давно, а сейчас он узнал, увидел, так хорошо встретил, опекает, оберегает. Что еще надо?! Пусть прошлое останется в прошлом, – решила она окончательно, без колебаний встала и сразу почувствовала, как горячи ее волосы.
Внутри саманного дома царствовала прохлада. Лена проскользнула в кровать и легла.
В Ростов отправились вечером, по холодку. Прощание с родственниками было быстрым и теплым с обещанием писать письма и приехать на следующее лето.
Глава 10
Машина быстро катила по трассе. Ехали молча. Григорий изредка поглядывал в зеркало то на Жанну, то на рядом сидящую Лену. Обе спокойны и невозмутимо рассматривают бесконечные убранные пшеничные поля, перемежающиеся с лесополосами. Что-то произошло, но что он не понимал. Постепенно степь погрузилась в темноту. Дорогу освещали лишь яркие фары. Жанна спокойно сидела на заднем сидении, и это больше всего нервировало Григория. Не выдержав, он остановил машину и предложил Лене:
– Давай выйдем. Я отойду в сторону, хорошо?
Лена кивнула, не понимая, что это значит. Когда раздался звук льющейся струи, поняла, о чем говорил Григорий и покраснела. Иван так никогда не делал. Чувство стыда охватило девочку, и она села в машину, прикрыв дверцу, но звуки не исчезли, а стали только глуше. Через некоторое время Григорий подошел и взял девочку за руку.
– Надо поговорить.
Лена покорно вышла. Григорий обнял ее, и поцеловал в губы. Крепко и долго. Так долго, что девочка задохнулась от неожиданности и напора. Когда она отдышалась, он строго спросил:
–Что случилось?
Голос прозвучал откуда-то издалека. Лена видела Григория, как в тумане и ничего не понимала. Что это было?
–Ты меня слышишь? Почему ты молчишь? Тебя Жанна обидела? Да?
Лена покачала головой. Григорий опять взял ее за руку.
–Стелла, роднулька, я очень хочу, чтобы все было хорошо. Ты уже большая, все понимаешь сама. Мне так не хочется ехать домой, так все там надоело. Хорошо бы я уехал с тобой, бегом побежал бы, но я живу сейчас только надеждами, что скоро все это кончится, и я буду свободен.
– Надеждами? – переспросила Лена.
– Да! Мы будем жить с тобой, вдвоем, – он остановил протестующий жест, – Я все продумал. Ты приедешь ко мне через год, поступишь в техникум, будешь учиться, и мы заживем. Правда?
– Да, но это будет через год, – печально сказала Лена.
– Не огорчайся. Время быстро летит. Что же все-таки случилось? Ты так изменилась.
– Знаешь, однажды вечером мы с мамой смотрели снимки, а она и говорит: « Был у меня альбом, гордилась я им. Сколько фотографий дарили и мальчики, и девочки!
– А где теперь они? – спросила я.
– Да попался одному в руки, он сжег все до одной.
Лица в темноте не видно, но Лена слышит учащенное дыхание. Григорий выпустил руку девочки, зашелестел гравий под ногами, но Лена продолжала:
– Это был не ты?
И Григорий закричал в темноту с болью, обидой:
– Да! Да! Да! Это был я, я, – и добавил тише, – последняя буква в алфавите.
– Зачем? – недоумевая, спросила Лена, – это же память!
– Ревновал сильно.