В дверь постучали. Роберт поставил стакан и пошел открывать.
— А вот и я! — сказала Дженни.
— Входи, — от посторонился, пропуская ее в комнату. — Пальто снимешь?
Она отдала ему пальто, и Роберт убрал его в шкаф. На этот раз она не надела зимние сапоги. На ней были туфли на высоких каблуках.
— А у тебя тут уютно, — сказана Дженни.
Роберт молча кивнул.
Дженни села на диван точно посередине.
Роберт закурил сигарету, придвинул было кресло к дивану, но тут же встал, чтобы взять стакан.
— Хочешь виски? Или кофе? У меня есть кофеварка. Или сварить на плите? Ты как любишь?
— Нет, спасибо, ничего не надо. Я хотела, чтобы ты знал, Роберт: мы сейчас объяснялись с Грегом, но я не сказала, что порываю с ним из-за тебя. А ведь это так.
Он сидел, глядя на пол.
— Благодаря тебе я увидела то, чего раньше не видела. Ты все изменил, как катализатор. Не совсем, конечна подходящее слова ведь катализатор только ускоряет реакцию, а сам по себе ничего не значит. А ты для меня очень много значишь. Ты мне нравишься. Вот! Можешь думать обо мне, что хочешь, но это так.
— Ты же меня совсем не знаешь, — возразил Роберт. — Ты, например, не знаешь, что я женат. Я сказал тебе неправду. Я женат уже три года.
— Вот оно что! Значит, из Нью-Йорка ты уехал все-таки из-за женщины. Из-за твоей жены.
— Да.
Дженни удивилась меньше, чем он ожидал.
— У нас возникли разногласия. Ты, например, не знаешь, что в девятнадцать лет я заболел — нервное расстройство. И мне пришлось лечиться. А характер у меня неуравновешенный. В сентябре в Нью-Йорке я чуть было опять не сорвался. Потому-то я и уехал оттуда.
— Ну и что? Какое это имеет значение? Все равно ты мне нравишься.
Роберту не хотелось напрямую объяснять ей, что, когда девушке нравится мужчина, не грех поинтересоваться не женат ли он.
— Видишь ли, у меня довольно затруднительное положение. Я не разведен.
— И не собираешься?
— Нет. Мы решили, что нам лучше некоторое время пожить врозь, вот и все.
— Только не думай, я не собираюсь вмешиваться. Да и что я могу, если ты любишь другую? Просто хочу, чтобы ты знал, что я чувствую. Я люблю тебя.
Он быстро взглянул на нее и отвел глаза.
— Я думаю, чем быстрее ты об этом забудешь, тем лучше.
— Не собираюсь забывать. Я это знаю, и все. Всегда знала, что, когда полюблю, пойму сразу. Значит, так уж мне не повезло, что ты женат, но это ничего не меняет.
Роберт улыбнулся.
— Ты еще совсем молодая. Кстати, сколько тебе лет?
— Двадцать три. Не такая уж и молодая.
Роберт думал, что она еще моложе. Каждый раз, когда он ее видел, она казалась ему моложе, чем прежде.
— Я ничего не знаю о Греге. Может быть, он — совсем не то, что тебе нужно. Но я-то тем более. Со мной трудно ладить. У меня тьма таких причуд. В общем, я несколько не в себе.
— По-моему, об этом судить мне.
— То, что я подглядывал за тобой через окно в кухне, вряд ли может служить хорошей рекомендацией, как по-твоему? Послушала бы ты, что говорит обо мне моя жена Она считает, что меня пора запереть в сумасшедший дом, — Роберт засмеялся. — Поспрашивай ее.
— Мне все равно, что говорит твоя жена, — Дженни облокотилась на диван, села поудобней, но лицо оставалось решительным. Она не отрывала глаз от Роберта.
— Я ведь ничего не сочиняю, Дженни.
— Я так и не думаю. Я верю — ты говоришь со мной начистоту.
Роберт вдруг встал и перенес свой стакан на столик возле дивана.
— Но ведь раньше я не был с тобой честен, правда? Я скажу тебе откровенно, Дженни, мне приходится цепляться изо всех сил, чтобы, как бы это объяснить? Чтобы не свихнуться, что ли, — он пожал плечами. — Поэтому я сюда и приехал. Жизнь здесь не такая напряженная, как в Нью-Йорке. Я вполне лажу с теми, с кем работаю. С одним из них я провел Рождество, с его женой и маленькой дочкой, и все прошло хорошо. Но никто не знает, чего мне это иногда стоит, ведь порой я каждую минуту должен делать над собой усилие, — он замолчал и взглянул на нее, надеясь, что его слова произвели на нее впечатление.
Но лицо ее как раз прояснилось.
— Нам всем так приходится — каждую минуту. Что тут необычного?
Он вздохнул.
— От меня нужно держаться подальше. Я хочу, чтобы ты это поняла. У меня с головой не все ладно.
— А кто тебе сказал, что ты болен? Врачи?
— Да нет, не врачи. Жена. А уж она-то знает. Она ведь живет со мной.
— А когда ты лечился? Тогда в девятнадцать лет?
— Что тогда говорили врачи? Реакция неустойчивого характера на трудное детство. Такое бывает со слабыми людьми. Ведь у меня был срыв. А это проявление слабости, верно?