«А я и сейчас люблю, — подумал он, — но не той любовью, как любят обычно». Например, в Никки он действительно был влюблен и любил ее совсем иначе.
— Не знаю, Дженни. Может быть, и смогу. Не хочу давать никаких обещаний.
Некоторое время оба молчали.
— Боишься обещаний? Слов? — спросила она.
— Да. От них ведь чувства не меняются. Я боюсь обещаний, потому что их легко нарушить. Если люди любят, друг друга, от слов их любовь не становится сильней, слова ничего не могут изменить, — сказал Роберт, думая о Никки и о том, как все между ними рушилось, несмотря на слова и обещания — Если бы я любил тебя, я бы тебе сейчас не сказал. Нет, не стану обещать, что полюблю тебя. Но если когда-нибудь полюблю и не скажу, это ведь ничего не изменит. Чувства либо есть, либо их нет.
Дженни лежала не двигаясь.
— А вот я люблю тебя, Роберт, и все остальное меня не волнует. Мне просто хочется знать, как ты ко мне относишься.
— Ну что тебе сказать? Мне с тобой хорошо. С тобой легко, даже если я работаю. Ты делаешь меня счастливее, — больше ему нечего было добавить.
— А еще что?
— Но так, как сейчас, продолжаться не может. Дженни, нельзя, чтобы ты оставалась здесь на ночь. Начнутся сплетни. Если не Грег, то не сегодня завтра вмешаются Колбе, они живут в соседнем доме. И знают, что я не женат. Они увидят твою машину, увидят, что ты — очень хорошенькая девушка двадцати трех лет. Кроме того, не забудь о твоих друзьях Тессерах и всех других. Как только они начнут об этом говорить… Нельзя нам видеться каждый день, Дженни. Ты же не встречалась с Грегом каждый вечер, правда?
. — Грега я не любила — сказала Дженни без всякого выражения. Пепел с сигареты упал на пол, и, заметив это, она перегнулась через кофейный столик и потушила сигарету.
Роберт смотрел на ее фигуру с длинной талией, на черный костюм с коротким жакетом. Даже в туфлях без каблуков, которые она всегда носила так как считала себя слишком высокой, Дженни была грациозной, можно сказать, красивой. В этом черном костюме она уже приезжала в пятницу, но назвала его допотопным — ему уже четыре года — а Роберт сказал, что костюм ему нравится, и она его снова надела.
— Ладно. Не обязательно мне ездить к тебе каждый вечер, — сказала Дженни печально. — Я не буду приезжать в те вечера, когда тебе захочется побыть в одиночестве, но только не из-за Грега а потому, что мы с тобой так договорились. Например, завтра если хочешь, я поеду к себе. Встретимся в среду.
Роберт улыбнулся.
Дженни не улыбнулась ему в ответ.
— Давай поедем сегодня куда-нибудь пообедать? — предложил он.
— Ты забыл? Я же приготовила суп, — и она пошла за пакетом, который оставила на стуле у дверей.
Да, Роберт совсем забыл. Накануне вечером Дженни уехала стряпать к себе, потому что все необходимое было у нее дома, потом вернулась и переночевала у Роберта, а сегодня после работы заехала домой, чтобы доварить суп и привезти к нему. Теперь она степенно, будто они уже целый год женаты готовила в кухне обед — картофельный суп с луком пореем и большое блюдо зеленого салата.
Роберт взял с письменного стола почтовую открытку.
— Хочешь посмотреть на желтобрюхого дурошлепа? — спросил он, входя в кухню.
— На кого? — ее нахмуренное лицо прояснилось. Она взяла открытку, взглянула на нее и широко улыбнулась — Где ты откопал эту птицу?
— Да она все время сидит у меня на подоконнике. А вот еще одна — птица-прищепка Она поет «Ах-и! Ах-и!», точь-в-точь ржавая прищепка на проволоке для белья.
На рисунке Роберта две птицы вешали на проволоку маленькие штанишки и рубашки.
— Такую птицу я знаю, я слышала, как она щебечет, — сказала Дженни. — Но никогда ни одной не видела.
Роберт засмеялся. Из любви к нему Дженни так серьезно рассуждала о его птицах, как будто они существовали на самом деле.
— А еще ты каких-нибудь нарисовал? — спросила она.
— Нет, но нарисую. Твоему супу можно так долго кипеть?
— Ох нет, конечно, — Дженни выключила плиту и отставила кастрюлю. — По-моему, все готово, ют только накрою на стол.
— Я сам накрою.
Дженни трижды подкладывала себе салат. Роберт с аппетитом поглощал суп и черный хлеб с маслом. Потом, сидя у камина, они пили кофе и бренди. Дженни откинулась на спинку кресла, о чем-то задумавшись, и Роберт смотрел на ее тонкое лицо в темном обрамлении — черный костюм, сумрак в комнате, густые тени. Счастлива она или грустит? Вдруг он встал, легко коснулся ее плеча и поцеловал в щеку.
— Прости, что я своими разговорами нагнал на тебя тоску, — сказал он.