— В меня стреляли, — сказал Роберт. — Через окно. Через то же самое окно, — он показал взглядом, через какое.
Липпенхольц посмотрел на окно, потом снова повернулся к Роберту.
— Сколько раз стреляли?
— Пять или шесть Не знаю, спросите своего дежурного.
— Пять, — вмешался в разговор высокий человек, который пришел первым.
Липпенхольц нахмурился.
— Дежурный был на месте. Говорит, отлучился выпить кофе, всего на пять минут, злоумышленник этим воспользовался.
«Врет, — подумал Роберт, — зарабатывает одобрение слушателей».
— Надо было захватить термос.
— Я ему скажу, — пообещал Липпенхольц — Ну и что случилось после выстрелов?
— Я выбежал с фонарем, — ответил Роберт. — Но ничего не увидел, кроме…
— Кроме чего?
— Я увидел на шоссе, в направлении Лэнгли, задние огни какой-то машины. Потом они исчезли. Но вряд ли этот автомобиль имел отношение к случившемуся. Он был слишком далека
Липпенхольц кивнул и сказал:
— Мы нашли парочку пуль. Опять тридцать второй калибр.
Роберт повнимательней оглядел собравшихся в комнате. Все они смотрели на него враждебна
— А собака как сюда попала? — спросила худая женщина в пальто, наброшенном на ночную рубашку.
— Пришла днем, — объяснил Роберт. — Была голодная, я ее накормил.
— Это наша собака, вы не имели права! — заявила женщина, выступая вперед, а худой мужчина ниже ее ростом шагнул за ней и придержал ее за руку.
— Марта! — сказал он.
— Отстань! Как вы смели заманить нашу собаку в ваш мерзкий дом? И вот она убита. А стреляли-то в вас! И, видно, поделом! Так вам и надо!
— Пойдем, Марта, полицейские сами…
Но собравшиеся загудели в поддержку женщины, некоторые выкрикивали что-то оскорбительное. Один из полицейских беззвучно рассмеялся, откинув голову, и переглянулся с товарищем.
— Он же убил человека! Верно? — визжала женщина, которую звали Мартой. Она обращалась к Липпенхолыгу, но тот не отвечал, и она повернулась к остальным: — Верно?
— Да, да, — тихо подтвердило сразу несколько человек.
— А теперь он убил мою собаку! Ни в чем не повинную собаку! Да он еще и маньяк! Подглядывает за девушками, негодяй!
— Тьфу, — сплюнул какой-то старик, выражая презрение к происходящему, и пошел к двери. Дверь была открыта — Мне тут делать нечего, — пробормотал он.
— Мне тоже, — сказал второй и двинулся за ним.
— Вы мне заплатите за собаку! — объявила Марта
— Хорошо, хорошо! — согласился Роберт.
Доктор не обращая ни на кого внимания, занимался своим делом. Он даже напевал себе под нос. Теперь он обрезал кончики бинта, завязанного аккуратным узлом.
— Двадцать пять долларов! — выкрикнула Марта, но муж что-то шепнул ей, и она поправилась — Тридцать пять!
— Ладно. — вздохнул Роберт.
Липпенхольц говоривший о чем-то с другим полицейским, неожиданно рассмеялся кудахчущим смехом, а поскольку в эту минуту как раз наступила тишина, все взгляды обратились к нему. Липпенхольц заметил это и снова подошел к Роберту.
— Ну, что, мистер Форестер, может, поедем в тюрьму?
Роберт захотел вскочить и сказать все, что он думает, пусть слышат, и Липпенхольц тоже, но тут же остыл.
— Нет, — сказал он.
— Да! — подхватила Марта — Будет знать, как совращать девушек! Довел бедняжку до смерти!
«Господи!» — подумал Роберт. Он закрыл глаза и, корчась от стыда и боли, отвернулся к стене.
Голоса снова забормотали: «Приехал откуда-то, втерся в доверие!… А ей-то не больше двадцати, а может, и меньше… приезжала сюда по ночам, я сама видела… А в Нью-Йорке, говорят, у него жена… Тс-с, тс-с! Куда смотрит полиция?… И девушку убил, и ее жениха чего еще они ждут?»
Роберт сел и попытался привстать, хотя доктор держал его за плечи.
— Слушайте, вы! Теперь я вам скажу. Плевать я хотел на все ваши разговоры, ясно? Убирайтесь отсюда! Вон!
Никто не пошевелился. Казалось, они сговорились утвердиться здесь навсегда.
— Видали? Ему плевать! — выкрикнула какая-то женщина.
Тут раздался голос доктора.
— Не кажется ли вам, что вы уже достаточно наговорили? Этот человек потерял много крови…
— Ха!
— Ясно, что у него есть враг!
Доктор повернулся к Липпенхольцу:
— Сэр… Инспектор, какой смысл продолжать этот бедлам? Я ввел пострадавшему успокоительное, он должен спать.
Роберт чуть не рассмеялся… голос разума, звучит слабый голос разума. Один против этих тринадцати, пятнадцати, а может, и двадцати возмущенных. Роберт снова сел и поморгал, чтобы лучше видеть. К нему приближался Липпенхольц. Роберт не помнил, чтобы когда-нибудь удалялся, он всегда приближался.