Прошли к вольерам.
— Знаешь, Проша, я ведь приехал к тебе за помощью.
— Какой?
— Срочно требуются обоняние, выдержка, тонкий слух, мертвая хватка, живой, общительный ум и расположенность к человеку.
— Так бы и сказали, товарищ полковник: «Прохор, сгодишься ты один».
Ведмедятников осведомился:
— Хвост-то у тебя где?
— Может, копчик сойдет, товарищ полковник?
— А ты им виляешь?
— Никак нет! Но если в приказном порядке…
— Эх, Проша! — растрогался Ведмедятников. — Старый ты мой барбосина!
Они облобызалась под истошный лай четвероногих друзей человека.
— Я, товарищ полковник, до сих пор не могу забыть вашего Грозного. Вот был пес! Помните, как он мышь в штабном диване удавил? Огонь!
— А cообразительный был — уму непостижимо. Крикнешь, бывало: «Грозный, ко мне!» Ну не идет ведь, умняга, хоть ты умри!
— Да ведь как не идет, злодей!
— А крикнешь: «Грозный, мясцо!» — несется сломя голову. Страдал от собственного интеллекта, как я сейчас соображаю. А иначе за что его все мы лупили?
— Меня даже как-то… — вздохнул Прохор, — принял за мясцо и, в некотором роде, откушал филейную часть тела.
Полковник нахмурился:
— Больше не тревожит то место?
— Да оно, можно сказать, с тех самых пор и отсутствует.
— Скажи, умный был хин, хоть и японский?
— Дальше некуда…
Миновав вольеры с малюсенькими злыми собачками, дабы не искушать память о Грозном, они остановились у Доски Почета с мордами бульдогов, овчарок, фокстерьеров и других выдающихся собак.
— Это что еще за физия-мизия? — недовольно поморщился Ведмедятников, указав на один из портретов.
— Доберман. А если по-народному, то пинчер.
— А это что за морда, если по-народному?
— Ньюф. Любит воду, каналья, а мыряет — одно загляденье.
— И каков у этого ньюфа… ньюх? Кого ему там, под водой, вынюхивать?
— Ясное дело, кого — утопленничка, нарушившего правила поведения на воде.
Полковник немного помолчал и наставительно произнес:
— Ты давай на эту доску побольше ищеек с обостренным чутьем — сразу будет видно, что питомник на верном воспитательном направлении. Ну, а теперь, товарищ собаковед, показывай, что обещал.
Выйдя на двор, старые друзья, тряхнув стариной, взяли несколько двухметровых барьеров и очутились у покосившегося флигелька. Ведмедятников, сгорая от нетерпения, толкнул фанерную заслонку. Его взгляду предстала удивительная картина: на плюшевом канапе в медалях возлежало лопоухое существо с влажным пористым носом и равнодушно смотрящими на полковника глазами. Существо смачно чихнуло, зевнуло, рыгнуло, звякнуло медалями и отворотилось от вошедших.
— Служебно-розыскная собака Азиза, — отрапортовал Прохор. — Краса и гордость питомника им. Франца Кафки!
Ведмедятников недоверчиво перевел взгляд с Азизы на Прохора:
— А ты, Проша, ничего… не путаешь?
Прохор отчеканил:
— Товарищ полковник! Может, я что и путаю, но Азизу — ни с одной заразой не спутаю!
— Чем же эта зараза, то бишь Азиза, выдается?
— Всем тем, что, товарищ полковник, не убоюсь заметить, отмечено вами: обаятельной расположенностью к человеку.
— Каковы ее заслуги перед всенародным розыском?
— Можно одним словом?
— Валяй!
— Зверь, а не ребенок! Гавкнет — хоть святых выноси. За то и усеяна медалями, ядрена краля.
— А мне, Проша, надо найти одного человека, секешь?
— Для Азизы такое дело — что забор оросить. Только надо ей дать занюхать вещичку негодяя.
— У меня столько всяческих рогов, усов, шнурков и трусов — нюхай не хочу. Значит, таким образом, беру я у тебя сие творение природы и, как только хватаем переводчика-креветку, тут же возвращаю с медалью. Пойдет?
Прапорщик-собаковед заулыбался:
— Ежели переводить креветку, то лучше с пивом. Небось для Пронина стараетесь?
— Ах ты разбойничья душа!
— Хе-хе-хе, товарищ полковник!
Но все, оказывается, так просто вообще, и очень многое, оказывается, удивительно сложно в частности. К такому убеждению пришел Филдс, из последних силенок дослушав длиннющую исповедь мадам Дубовой-Ясеневой, ее прорвавшийся наружу, словно прыщ, монологовый крик души. Белые пятна мадамовой биографии, перестав быть белыми, окрасились в едкую гамму малярных красок, обретя форму сложной абстрактной конструкции.
— Симпатяга Агапий! Вы мне нравитесь! Позвольте, но я вам не какой-нибудь Иоська-газировщик с меркантильным интересом. У меня среднее специфическое образование. Если вы хотите знать, что такое Большие Политические Посиделки, обращайтесь прямо к Дубовой-Ясеневой.
Мадам громко хмыкнула и зарделась:
— Стоит вам подмигнуть моей чувствительной отзывчивости — и ваша жизнь превратится в мюзикл. Что такое истинная любовь? Истинная любовь — продукт наиболее зрелого развития, поэтому она встречается редко и приходит поздно. Светские хлыщи — моя слабость, черт побери.
«Какого дьявола тетка не желает раскрывать карты?!» — нервничал Филдс, стойко противостоя собственной немощи в членах.
— Мадам, с кем вы сотрудничаете?!!
У Дубовой-Ясеневой случился прострел седалищного нерва, что-то диссонансом екнуло во глубине мадамовой души.
— С меня довольно ваших любовных, посиделочных и прочих миазмов! — вскричал измотанный шпион. — Дудки! Бросьте ваши шахразадистые штучки!
— Агапий, Агапий… — заторопилась мадам, — когда я, помнится, вела раздел светской хроники в «Вестнике басмачества»…
— Ваша подхриповатая долгоиграющая пластинка с балаганистыми репризами для непрезентабельной аудитории режет слух! Хватит, милая, угомонитесь!
— Увы, во всякой легко ранимой женщине сидит извергическое начало. И что из того? Не я вас принуждаю упражняться в краснобайстве, а вы меня… Н-да… В отличие от вас, я официозная международная агентесса. Куда ни кинешь взор — повсюду мои доброжелатели: в Рейкьявике и Маниле, Брюсселе и Тананариву, Филадельфии и Аммане… Хелло, приятели, как поживаете?! Вы сильно нуждаетесь во мне, правда? Хо-хо! Агапий, если вы думаете, что звучат фанфары н звенят кифары, так нет, все тихо, как в семейном склепе Марии Луизы. Только приглушенно позвякивают мельхиоровые ложечки о стенки чашечек с танзанийским кофе и неаполитанским коньяком. Нужны сведения? Что ж, на то я и международная агентесса, чтобы ими располагать. Учтите, беру только швейцарскими франками или, на худой конец, золотыми тельцами. Общие тенденции политики стран Ближневосточного региона? Гм, гм, все неоднозначно и запутанно, кто-то тянет вправо, кто-то влево, но все поклоняются единому богу. Магомету? Какой вздор! Доллару.
Филдс! Пусть это и прозвучит оскорбительно, но в табели о рангах я выше вас на несколько пунктов. Вы копаетесь в людском дерьме в надежде отыскать нечто удобоваримое для прелюбодея Уикли и его потаскухи Грейвс. А Робертс над вами от души потешается! Разве не так? Мне знаком ваш идеал — сэлф мэйд мэн. Грандиознейшее заблуждение! Ваш воздушный замок, если он у вас есть, — не более чем заплесневелая готика в американском варианте. Знаете, для меня самые уважаемые личности — это честные композиторы, как, впрочем, и писатели. Честность есть необходимая предпосылка и критерий настоящего творчества. Швайковский докатился до сутенерства — апофеоз творческих завихрений!
— При чем здесь Швайковский?! У него убеждения, а у меня — работа. Каждому свое.
— Не лицемерьте, Филдс! Вы живете не так, как вам нравится, а так, как вам вправлено. Вы запрограммированы, и только посмейте вякнуть!
— Меня это вполне устраивает.
— Ой ли?
— Да! Да!! Да!!!
Мадам ушла в сторону от скользкой темы и продолжала:
— И вот я в России. Шарман, какой вояж! Здесь так романтично! Я брожу по тротуарам и как бы невзначай упираюсь в здание бывшей купеческой Думы. Что? Теперь это Филиал всемирной женской организации? Извините, не могла бы я чем-нибудь помочь? Вам требуются изворотливые демагогички со стальным торсом? А, вы нуждаетесь в сильных и решительных женщинах? Тогда вам крупно повезло: я именно та представительница слабого пола, которой вам недостает…