— Здесь так накурено, милущий, хоть топор вешай, — опрокинув стопочку, заплетающимся языком прошамкала Лизочек. — Не подняться ли нам на чердак? Пой, ласточка, запятая, пой! Там у меня для вас кое-что припасено.
На чердаке горели свечи, было чисто и благопристойно. Посредине стоял огромный стол, покрытый черной магической скатертью, и два стула.
— Я обещала вам спиритизм с блюдечком. Садитесь за стол и читайте.
Она протянула желтый манускрипт: «Присядь, о чужестранец, за стол со скатертью, смотри на волшебное блюдце, в коем творятся вещи невероятные, непонятные. Пожелай, — и ты встретишь усопших, ушедших от мирской суеты».
— Когда услышите голос, называйте имя, — торопила Лизочек.
В блюдечке поплыли кривые горизонтальные и вертикальные линии.
Филдс возмутился:
— Неужели трудно вызвать телевизионного мастера и отрегулировать частоту строк?
— Говорите! — приказал чей-то голос.
— Жанна д'Арк, — произнес Филдс, и эхо несколько раз повторило имя.
…Пред Филдсом открылась банальная долина Вероны. У подножия холма жевал траву жеребец, в котором угадывалась лошадь Пржевальского с гордым, одиноким наездником неопределенного пола.
— Жанна! — окликнул Филдс.
На Жанне — наспех скроенная вульгарная кольчуга из чешуйчатого эпителия кардинала Ришелье, сбоку копье с нанизанной на него подшивкой «Вестника басмачества» за 1915 год, из шляпы торчит перо нестандартно мыслящего страуса. По тому, как воспламеняются очи Жанны, Филдс понимает, что крестьянская девушка мистически настроена. Борьба с феодализмом, по всей вероятности, дается ей нелегко.
(Ба, да ведь это Швайковский!)
Холм разверзся, Швайковский на кляче скакнул в недра земли, оставив в назидание потомкам соленый огурчик…
— Людвиг ван Бетховен, — выпалил Филдс, осознав, что зеркало криво.
…Где ты, пасторальная, мягко-лирическая чувственность автора «Афинских развалин»? Седовласый, с непричесанными космами, гений все глубже уходит в себя, обращаясь к полифоническим формам.
— Я не желаю ничего слышать! — кричит он шпиону, разрывая в мелкие клочки рюриковские облигации.
(Ба, да ведь это графиня Тулупова!)
— Повторите, что вы сказали?
Графиня подбавляет газу в межпланетное фортепиано фирмы «Блютнер», откуда идет кучерявая масса вперемежку с галактическими шнурками, носками и трусами. Слышится лай из созвездия Азизы…
— Иван Павлов.
…Старичок едет по кочкам на велосипеде. Сейчас кончится рощица, а за ней — женский монастырь, где служит мессу набожный Козловский. Бога нет! Есть условный рефлекс: лампочка загорается — слюна выделяется.
— Что вы знаете о симптоме Торчинского? — спрашивают ученого любознательные монахи.
(Ба, да ведь это Тарантулов!)
Какой, однако, мягкий тенор у Козловского…
— Юлий Цезарь.
…Сенат рукоплещет диктатору. Ему нет равных в борьбе за Власть. Это признает саудовская аристократия, а также простой люд. Пусть Цезарь невзрачен, зачнут в подпитии и смешон в кепке набекрень с бычком «Беломора» в зубах… Он велик. И прост. Тяпнув стаканчик, он шепчет группе представительных сенаторов скабрезный анекдот про кассиршу, которую он пришил где-то между Ганой и Пизой.
(Ба, да ведь это Коля Курчавый!)
Вот теперь тот факт, что Коля является прямым родственником Юлия Цезаря по вектору Исторической Аналогии, стал непреложной истиной…
— Конан Дойл. Хочу серьезного разговора!
…На Бейкер-стрит спустился промозглый туман. Конан Дойл, прикрыв ноги пледом, сидит напротив Филдса у камина.
— Я ненавижу сыщика с Бейкер-стрит, — говорит он. — Детектив стал литературным наркотиком, потребность в котором растет с каждым днем. Иллюзия страха способна вызвать сильнейшую эйфорию, я утверждаю это как медик.
— Скажите, мэтр, — спрашивает Филдс, — что вы думаете… обо мне?
— Ремесло сверхчеловека престижно, но, согласитесь, неблагодарно. Конечный итог? Мозгу вредна чересчурность. Есть ли смысл в том, что вы изо дня в день щекочете свои нервишки? Добро всегда побеждает Зло, этим детектив и силен, — ведь даже самый изощренный сатана становится добычей ловца.
— Нет! Нет! Нет!!!
И тут перед Филдсом разлилась чернота, а в центре — светлый кружок блюдечка.
— Что это вы так разорались, милущий?
С подсвечников капал стеорин.
— Мальчик Аркаша! — послышался снизу голос дяди. — Долго ты будешь испытывать наше терпение?! Невеста вся в растрепанных чувствах и глушит вермут, как одесский биндюжник.
— Ваше здоровье, петушок и горлица! Будьте счастливы, поменьше ссорьтесь, плодите потомство и не забывайте своего дядю!
Софочка с полным ртом прыснула со смеху, окатив дядю свадебным салатом, ее буквально распирало. Не в силах остановиться, невеста звонко хохотала, заражая бациллами гомерического смеха окружающих.
— Ты хоть объясни, над чем мы ржем? — изнемогал от неукротимого хихиканья дядя.
— Ха-ха-ха!.. дядя, знаешь, оказывается… хо-хо-хо!!
— Внеси ясность! — умолял приемный брат, корчась от смехотворных сотрясений. — И-хи-ха-ха-хо!
— Оказывается… Оказывается… наш любимый Аркадий Швайкявичус — шпион! Теперь знайте, что Софочка Швайкявичус — супруга шпиона!!
При этих словах все, за исключением Филдса, зашлись таким душераздирающим хохотом, что окна избушки жалобно задребезжали. Кривая улыбка застыла на лице агента 6407. Постепенно общее возбуждение улеглось.
— Тебе, дорогая, вредно много пить, — заметил Филдс. — Шутка хоть и смешная, да глупая.
— Я не шучу, — ответила Софочка, — и выпила не так уж много.
— Уже начались разборки, — покачал головой дядя. — Ребята, это не дело.
— И раки не живут без драки, — вставила Лизочек, впившись вставной челюстенкой в селедочный хвост.
Некоторое время все сосредоточенно ели, уткнувшись в тарелки. Дядя первым нарушил молчание:
— Нет, в самом деле, Аркадий, ты взаправду… не наш? Прости стариковскую настырность — ведь не каждому выпадает счастье гулять на свадьбе шпиона.
— А на кого вы работаете? — уважительно поинтересовался брат.
— Как же это получается, милущий, что до сих пор вас не зацапали? — поразилась Лизочек. — И за что им только деньги плотють, дармоедам!
— И платят, я не боюсь этого слова, хорошо, — уточнил дядя.
— Наверное, ждут, думают, образумится, — усмехнулась Софочка. — Уж он образумится, как бы не так!
Филдс стукнул по столу кулачищем:
— Хватит!!! Шутка затянулась!
— Вот именно, — подхватил дядя. — Пора и честь знать… Голова у меня идет кругом. Аркадий прав, алкоголь вреден. Вздремну-ка я малость на чердаке.
Брат, проводив взглядом дядю, заулыбался:
— Мужик кремень! Одна фамилия — Ведмедятников. Но и он не выдержал праздничных возлияний. Вам не кажется отвратительным состояние после свадебной попойки?
ФИЛДС ДОЛГО МОЛЧАЛ. Перед ним стоял выбор. Без каких-либо предварительных условий. ДА или НЕТ. Он знал, что нужно ответить, если ДА…
Он колебался. Правая кисть мягко скользнула в карман брюк, указательный палец лег на податливый курок.
— Если вам нужен томатный рассол, можете на меня рассчитывать, — произнес дядин голос.
Филдс обернулся — с чердака спускалась… мадам ДУБОВА-ЯСЕНЕВА!!!
— Аркадий, вы молчите, а мы, нечего сказать, хороши родственники, совсем забыли про свадебный подарок.
Внезапно за окнами ночную темень прорезали снопы лучей; краем глаза Филдс увидал множество горящих автомобильных фар и прожекторов.
— Этот фейерверк в вашу честь, господин агент 6407!
Ловким ударом Филдс выбил пистолет у парня в джинсах и, не удержав равновесия, упал. Падая, он дважды выстрелил из кармана брюк. Мадам схватилась рукой за плечо, стиснув зубы от боли, ее пальцы обагрились кровью. Парень перебежал в дальний угол избы и, выхватив другой пистолет, целился Филдсу в ноги. Моментально среагировав, шпион повернулся в его сторону, в тот же миг между ними оказалась Софочка, она что-то кричала Филдсу, но… было поздно — на тысячную долю секунды выстрел опередил сознание Джона Филдса.