Вот оно! Дождалась… Люди из ФБР категоричны и бесцеремонны. К чему такая спешка, ореол таинственности? Этой ночью ей требуется самая малость — послать к черту Питера и улететь в неизвестном направлении…
— С кем ты сейчас разговаривала?
Ей надо что-то ответить:
— Звонила подруга. У нее начались схватки, видимо, преждевременные роды. Необходима моя помощь. Я срочно еду.
— Кажется, ты называла ее на «вы»? — Питер совсем проснулся.
— Да какая разница, как я ее называла?! Она была с мужем, я сказала в смысле «они», ну, во множественном числе…
— Ты что, акушерка?
— Господи, Питер! Причем здесь это? Да, у меня есть определенный опыт…
— В таком случае, — заявил Питер, — я поеду вместе с тобой.
На какое-то мгновенье она потеряла самообладание:
— Какого черта!?
Питер изумленно раскрыл рот:
— Впервые вижу тебя столь чужой… Сделай одолжение, скажи мне правду.
— Почему ты решил, что тебя обманывают? Милый… — Линда обвила руками его шею и заглянула в глаза. — Успокойся, прошу тебя. Я скоро вернусь, вот увидишь…
Фраза о возвращении далась ей с большим трудом. Она вдруг вспомнила, как по- разному бросала предыдущих любовников, однако сегодняшний финал романа станет самым простым: закрыв за собою дверь, Линда перевернет еще одну, быть может, последнюю страницу из череды своих увлечений. Значит, так тому и быть.
Питер поворошил копну ее душистых волос и твердо произнес:
— Ты никуда не поедешь.
— Дорогой, уж не ревнуешь ли ты?
— Возможно. Только на этот раз я говорю совершенно серьезно. И еще. Линда… — его голос чуть дрогнул, — я… намерен стать твоим мужем.
— Прости, Пит, — она пришла в замешательство. — Давай обсудим это потом?
— «Потом» мы вряд ли сумеем это обсудить.
Линда растерялась:
— Стать моим мужем? Но почему ты решаешь все один? Мое мнение тебе безразлично?
— Напротив, дорогая! Единственно, что я сейчас хочу — это услышать твой ответ. Подруга справится и без тебя, слава Богу, живут не в каменном веке. А мне необходим твой ответ, разве непонятно.
— Хорошо… — Линда уже стояла у двери, — я дам тебе ответ… немного погодя.
Выходя из дома, она внезапно словно очнулась ото сна: Питер ее по-настоящему любит! Так, как не любил никто. Какая же идиотка! Она должна ответить «да»! Зачем откладывать?
Быстро поднявшись назад, Линда, обуреваемая радостным чувством, на крыльях любви почти влетела в квартиру и… остановилась: Питер с кем-то вполголоса говорил по телефону в спальне. Она услышала обрывки речи:
— Да… думаю, нормально… работа и приказ для нее важнее чувств… Как, разве она еще не вышла? Сейчас посмотрю…
— Не надо смотреть, Пит, — громко произнесла она. — Скажи им, что я сажусь в машину.
От неожиданности Питер остолбенел.
— Скажи, скажи, — повторила Линда.
— Она… садится в машину, — проговорил Питер, вешая трубку.
— Вот и отлично, дружок, — овладев собой, усмехнулась Линда. — Твое служебное рвение получит достойную оценку.
— Линда, послушай…
— Ты уже все сказал, Пит. В трубку.
— Но я действительно тебя люблю, черт побери!
— Мне следует разрыдаться от счастья?
— Да слушай же ты, Линда Грейвс! — Пит, кажется, настроен был весьма решительно. — Можешь мне не верить, но все, что я говорю о своей любви — правда.
— Это очень трогательно, — Линда нервно закурила. — И как теперь прикажешь отличить правду от лжи? Кстати, ведь мне пора спускаться…
— Спешить не надо: никаких самолетов нет. Но ведь и ты… меня обманула.
— Мистер, похоже, не рад?
— Чему я должен радоваться? Да, я на службе. Да, я сделал все по инструкции. Да, ты продемонстрировала стопроцентную лояльность… Разве ты не понимаешь, что помимо этого существуем мы с тобой, не бездушные супермен и супервумен, а просто люди с обычными человеческими чувствами?
— Вот незадача, — ответила Линда. — Откуда мне знать, что сейчас ты не продолжаешь свою игру?
— Наверно, ты права…
Линда собрала в охапку верхнюю одежду Пита, бросив ее к ногам любовника:
— Одевайся и уходи.
Она подошла к окну и посмотрела вниз: серый «Форд» исчез. Значит, подумала Линда, ей пожизненно суждено быть ведомой чьими-то невидимыми «глазами» и «ушами». От судьбы не убежишь…
Питер ушел бесшумно, она даже не слышала. Вот и закончился очередной акт опостылевшей пьесы, которую так любят играть умные люди. Они, эти люди, до тонкости, как им кажется, знают женскую натуру — поэтому столь открыто и грязно манипулируют самыми сокровенными чувствами. Конечно, им не всегда такое удается, по крайней мере, когда дело касается лично ее. Она ведь никого по-настоящему и не любила, следовательно, способна сохранять душевный иммунитет в подобных ситуациях. Только зачем? И ради чего? Если признаться честно самой себе, то, скорее всего, ради собственного же самоутверждения. Любопытно однако, до каких пределов самообмана можно дойти? Она продолжает искать смысл жизни тогда, когда другие этот смысл давно нашли. По-разному, по-своему, но… нашли. И спокойно живут или доживают, что, возможно, одно и тоже… Очередной мужчина ушел из ее жизни. Тихо, быстро, словно его и не существовало вообще. Будет ли продолжение с другими? С Филдсом, например? Знать бы…
Она прилегла на кровать, закрыла глаза и попыталась уснуть. Тщетно! Разные нелепые мысли шли назойливой бесконечной чередой, обгоняя друг друга, затем уходя и снова возвращаясь, монотонно, однообразно, беспросветно. Линде казалось, что именно так и пролетает всякая жизнь — в нескончаемых бесполезных раздумьях о прожитом и настоящем. Для будущего времени остается все меньше и меньше…
Выписка из госпиталя была вопросом нескольких дней. Сомов вручил Филдину ключи от его однокомнатной квартиры в одном из спальных районов и сберегательную книжку, откуда новый гражданин России может снимать некоторые суммы на текущие расходы.
— Теперь, думаю, вы будете поглощены творчеством, — улыбнулся он. — Писатель Пелингас лестно отозвался о вашем труде, а его мнение исключительно важно. Осваивайтесь на новом месте, обзаводитесь знакомствами, восстанавливайте старые связи, в общем, включайтесь в активную работу. И не забывайте о своих обязательствах перед нами, — как говорится, рука руку моет, дорогой коллега.
— Можете не сомневаться, — заверил Филдин. — Сделаю все, что в моих силах.
Кажется, они остались друг другом довольны, — ведь оба расчетливо соблюдали собственный интерес в данной конкретной ситуации.
Сомов пошутил:
— С женщинами будьте поосторожней, впрочем, не мне вас учить.
Всю историю с Полиной, с ее матерью, да и всю предысторию отношений Филдса с очаровашкой Мери Сомов отлично знал. Ему было известно, что Кирилл приходится сыном Дмитрию Филдину, но эта информация до поры до времени должна оставаться закрытой. Всему свой срок, рассуждал Сомов, лишние эмоции могут привести к ненужным эксцессам, а в столь деликатном деле подобные моменты ни к чему. Да и навряд ли Филдин станет искать встречи с бывшей любовницей — сейчас у него и без того непростое положение.
Вездесущинский являлся для Сомова проблемой номер два: полковник вдоль и поперек изучил его личное досье и отыскал- таки кое- что интересное — доцент несколько раз ездил на стажировку в Штаты. В общем-то, здесь ничего особенного не было, если не считать любопытную деталь: в Штатах психотерапевт консультировал группу пациентов, один из которых (это было многократно проверено) являлся сотрудником ЦРУ. Не больше, чем косвенная улика. Но улика! К сожалению, помимо установленной принадлежности этого господина к ЦРУ, сведения о нем в архиве ФСК были на удивление скупыми: год рождения, образование (факультет биологии хьюстонского университета), затем авиационная корпорация, в войну с Германией служба в морской разведке, потом работа в аппарате Даллеса (опять таки информативные сведения!) и… недавняя смерть от сердечного приступа. Не густо, надо прямо сказать. Итак, что все это дает? Пока слишком мало, почти ничего. Сомов доложил Шельмягину, тот лишь пожал плечами, дескать, сырой материал, нужны факты, и осторожно поинтересовался, знает ли об этом кто нибудь помимо Сомова, к примеру, генерал Воробьев. Услышав отрицательный ответ, шеф контрразведки, похоже, успокоился, дав полковнику добро на строго самостоятельное конфиденциальное расследование…