«Наверно, есть смысл прощупать ребят из ЦРУ, — решила Алерт. — При всей моей симпатии к Коллинзу… он ведь и раньше не был святым».
Джон Филдс, он же Дмитрий Филдин, он же Виктор Румберг пребывал в полнейшей растерянности — после визита Вездесущинского все будто бы замерло в непонятном ожидании. Единственно, что спасало новоиспеченного банкира от окончательной потери веры в себя и людей — это его вдохновенное творчество. За три-четыре дня Дмитрий исписал столько страниц, сколько не исписал бы за целый месяц. После разрыва с Катей — глупого и непредвиденного — он решил больше вообще не заниматься поиском супруги. Хотя… кандидатура Линды могла стать вполне приемлемой. А этот странный звонок Полины… С девушкой явно что-то стряслось. Но что? Он несколько раз пытался ей дозвониться, однако, услышав его голос, кто-то (возможно, очаровашка Мери) сразу же опускал трубку. Видимо Вездесущинский, размышлял Дмитрий, является человеком Шельмягина, но, скорее всего, работает на кого-то еще.
Его готовят к довольно необычной роли. Как долго продлится этот спектакль? И будет ли под занавес овация? А может, послышатся лишь одиночные хлопки? Смысл операции (именно операции, поскольку задействована спецслужба) до конца не был понятен. Или этот банк станет «крышей» для отмывания грязных капиталов, или его готовят в качестве резерва на случай, если какой-то аналогичный финансовый мыльный пузырь вдруг лопнет? Ясно лишь то, что огромные затраты на организацию подобной игры — неспроста. А если они вдруг передумали? Что-то помешало или не заладилось? Тогда он снова не у дел, снова коньяк и бесконечное ожидание. Вот только чего? Того, чему никогда не сбыться…
Неожиданно позвонил Швайковский. Поведал, что дочь его Полина ведет себя странно, даже неадекватно. Он разговаривал с ней и убедился, что виной всему какой-то Румберг, а этим типом является ни кто иной, как Филдин собственной персоной. Такое в страшном сне не может присниться! Отец вслух предположил, уж не сидит ли на игле его дочурка? Но эта Мери, ты же знаешь, насколько она несдержанна, тут же закатила очередной скандал, требуя денег и… ну-ка, догадайся, чего еще? — женитьбы на ней! Он проклял тот злополучный день, когда ступил ногой в больничную палату. В общем, сплошной дурдом.
— Ты-то хоть можешь дать нормальное объяснение происходящему? — возопил Швайковский. — Что все это означает?! Почему ты молчишь?
Филдин был не меньше растерян, потому и молчал. Уж не потусторонние ли силы вмешались в нормальный ход вещей?
— Я так же, как ты обескуражен, — ответил Дмитрий. — Надо подумать и взвесить все до мелочей. Сейчас я не готов к ответу.
— Постой… Но Филдин — это ведь ты?
— Кажется, я.
— Тебе так кажется или ты на самом деле Филдин?
— Чего ты хочешь?
— Дочь утверждает, что именно Филдин сломал ей жизнь!
— Что еще утверждает твоя дочь?
— А тебе этого мало? Учти, я буду защищать ее интересы в суде, чего бы мне ни стоило!
— Весьма похвально, Швандя. Только не впутывай в свою защиту меня — это станет попыткой с негодными средствами.
— Я слышу в твоем голосе угрозу?
— Все зависит от тонкости слуха. Раз слышишь, значит, так оно и есть.
— По-моему ты спятил.
— А как мне прикажешь с тобой разговаривать? Значит, вот… я устал от наших пустых пререканий. Возьми себя в руки и сделай то, что я тебе скажу. Ты сейчас откуда звонишь?
— Из подвала.
— Какого еще подвала?
— Нашего, пивного, ну, писательского. «У своих» называется.
— Я буду через пятнадцать минут. Только никуда не уходи. Понял?
— Хорошо… что тебе заказать?
— Как всегда: двойной коньяк и немного фруктов.
— Как всегда — плачу я?
— Видно будет…
Филдин почувствовал, как в его щеку уперлось дуло пистолета. Он даже не слышал, что в квартиру кто-то вошел.
— Трубку положи! — приказал знакомый голос.
Он подчинился. Видимо, придется Шванде подождать. За спиной раздался хохот:
— Во, фраер, как я тебя наколол!
— Новиков?! — воскликнул Дмитрий. — В менты записался?
Филдин торопился и встреча с Савелием никак не входила в его планы.
— Чья это новая тачка у твоего подъезда стоит?
— Какая именно?
— Последний «BMW».
— Моя.
— Врешь!
— Извини, я спешу, — Дмитрию было неприятно столь бесцеремонное вторжение.
— Когда спешу я, — заметил Новиков, пряча пистолет, — я, блин, оставляю время и для старых друзей. Что сегодня было? Ну-ка!
— Сегодня? А сегодня что-то было?
Новиков петухом прошелся по комнате:
— Сегодня было подведение итогов по результатам выборов в Госдуму. Знаменательное событие в жизни России! Въезжаешь?
— Не очень. Я действительно тороплюсь.
Приятель вынул из внутреннего кармана пиджака плоскую флягу водки «Абсолют» и радостно фыркнул:
— Закуска в доме есть?
— Да, черт с ними, с выборами!
— Как это «черт с ними»? Вы, уважаемый господин, разговариваете с депутатом Госдумы по Новофиглевскому избирательному округу, с лидером фракции «Любителей кваса»!..
Взгляд Новикова остановился на мобильном телефоне:
— И твои дела, вижу, пошли в гору… Значит, выпить есть за что! Кстати, минут через пять подлетит Вовчик, Катька…
— Катя?
— А что ты вылупился?
— Да ничего…
— За сюжетом не поспеваешь?
Войдя в квартиру вместе с Катей, Вовчик демонстративно облапил девушку.
— Всегда на стреме! — гаркнул он. — Привет депутату и его скромному почитателю!
— Скромному? — съязвил Савелий. — Видал у подъезда новую тачку?
— Ну?
— А ты говоришь — скромному. Придется мне как депутату заняться небольшим расследованием доходов одного господина. И если обнаружится, что доходы нетрудовые…
Филдин не сводил глаз с Кати. Значит, она опять с ними, опять в унижении и грязи. А виноват в этом только он. Больше никто. Сейчас ему кажется, что он по-настоящему ее любит. Кажется или на самом деле любит? Она красива какой-то удивительной внутренней красотой. Что может быть общего между ней и этими подонками, для которых нет ничего святого? Зачем себя обманывать — ведь он сам толкнул ее обратно к ним. Он унизил и растоптал ее так, как никто другой, как не топтали даже эти кабаны. Он разорвал ее душу, и вряд ли кто-нибудь когда-нибудь вернет ей веру в людей, в себя, вообще, во что-то…
— И напьюсь же я сегодня! — воскликнула Катя.
Боже праведный… Это «и напьюсь же я сегодня!» — из его давнишнего сна. Кажется, про Софочку, про такую же милую и чистую душой девушку, возникшую в его воображении, чтобы уйти раз и навсегда…
— Теперь я буду защищать интересы нашего забитого народа, — то ли в шутку, то ли всерьез заявил Савелий Новиков, разливая водку.
— Что тебе мешало защищать его интересы раньше? — спросила Катя.
— Раньше… Может, мне не хватало уверенности в жизни, — опорожнив стопку, ответил депутат. — Кем я был? Забитым до смерти сапогами совдепии зеком, без прав на будущее. Только благодаря братве я и вырос похожим на этих надутых фазанов, вместе с которыми мне теперь восседать в Госдуме. Я стану элегантен, как рояль! В моих мыслях появится много свежего и прогрессивного — народ это любит. Я буду драть глотку не хуже, если не лучше, чем все тамошние крикуны и холеные демократики. Буду раскланиваться с умными учеными девками — такими же блядовитыми, как их идейные покровители. Вообще, сделаюсь в доску своим, рубахой-парнем, готовым выполнить любой хорошо оплаченный заказ.
— В натуре, Сава, ты о чем? — промычал Вовчик. — Зачем нам мокруха?
— Он догадливый, — стукнув по плечу друга, сказал Новиков. — Ни к чему пачкать свои аристократические пальцы в каком-то дерьме. Пускай сами пачкают!
Савелий подбоченился и задал в пустоту вопрос:
— Почему бы нет? Не боги обжигают горшки, — еще ой как поработаем. Теперь мы в одном купе!
«Каким образом они сюда вошли? — думал Дмитрий. — Предположим, Катя дала мой адрес. А дальше?»
— За милых дам! — провозгласил Вовчик.
«Теперь Савелий депутат… — продолжал рассуждать Филдин. — Ему как раз и необходима депутатская неприкосновенность. В России отныне можно купить все — вплоть до неприкосновенности. Впрочем, только ли в России?»