Банк «Бизнес-трейд» процветал. С помощью Аслахана доллары депутата Госдумы Савелия Новикова, пройдя через банк, оседали в его дочерних отделениях по всей Европе и Америке на счетах, подконтрольных Шельмягину и ФБР. Аслахан, кстати, будучи агентом Воробьева (об этом никто не мог знать), без особого труда убедил депутата довериться новому банку. Здесь бдительность Новикова крепко подвела.
Но главное состояло в другом: все большее число новиковых становилось клиентами банка. Шла сверхмощная цепная реакция, укротить которую теперь уже не смог бы никто.
К чести Румберга, он умело справлялся со своей работой, — это видели его хозяева. Видели и безусловно были довольны. На вопрос Воробьева, а не поощрить ли Дмитрия Филдина достойным воинским званием, Шельмягин ответил утвердительно и обещал подумать, заметив, однако, что Филдин и без того имеет хорошее поощрение из огромной кучи долларов.
Если вернуться к Полине, то ее контакты с ФСК совсем прекратились, что было обусловлено отсутствием в них всякой надобности на данном этапе. Она вполне удачно дополняла Румберга в качестве молодой супруги, а некоторые ее эпизодические встречи с охранником Мишей контрразведку совершенно не волновали — и Миша, и Полина блюли строжайшую конспирацию. Для них это являлось рабочей разрядкой, не более. Без каких-либо глубоких чувств. Пока.
…Однажды супружескую чету Румберг одарил своим вниманием сам… президент. Нет, возможно, лично президент и не знал об их существовании, но приглашение на торжественный обед в Кремле они получили наряду с двумястами почетными гостями.
Было удивительно помпезно и чинно. Играл оркестр. Всех рассадили так, чтобы президентская трибуна просматривалась с любого угла. И, когда глава государства тяжелой поступью приблизился к трибуне, Полину охватило ликование и слезы навернулись на глаза. Она, простая медсестра, сейчас находится в пяти шагах от самого президента! Могло ли такое присниться во сне?! Боже, ведь существует же на свете счастье! Сейчас она готова кричать во весь голос от радости, но… строгий кремлевский этикет не позволяет. Рядом с ней сидит любимый муж. Ее муж! С сознанием собственного достоинства он незаметно кивает головой знакомым деловым партнерам, деятелям науки и искусства. Уж не привиделось ли это ей?
— Дорогие друзья! Дамы и господа! — начал президент. — Рад приветствовать вас, выдающихся деятелей новой России, по случаю годовщины демократической революции!..
Как это замечательно! Значит, ее Виктор — выдающийся деятель? С ума сойти можно!
— …и весь народ восстал против коммунистического беспредела. Наше терпение кончилось, и мы, понимаешь, победили!..
Как только у них родится ребенок, она обязательно назовет его именем президента. Если будет мальчик. А если девочка?
— …теперь бывшие республики СССР получили настоящую свободу, а не нми… мнимую…
Бедняга! Он тоже волнуется, — даже язык немного заплетается. Взвалить на свои плечи неподъемный груз! А он не побоялся — и тащит.
— …вам предстоит строить фундамент новой могучей России. Каждый, сидящий в этом зале, уверен, припас не один кирпич для расцвета нашего государства…
Полина вздрогнула от разорвавшегося, словно взрыв, грома аплодисментов. Какая простая и вместе с тем глубокая речь! А посмотреть на лица! Сейчас они озарены радостными удивительными улыбками (особенно лица известных актеров). Хочется целовать всех подряд без разбору. И плакать. И снова целовать… Ой! Кто это, там, в первом ряду? Как же она сразу не узнала собственного папу?! Вот он встает, твердой походкой направляется к президенту и говорит:
— Только сейчас, с приходом демократии, российская интеллигенция обрела свое истинное лицо. Его, то есть нашего лица, не было видно все семьдесят лет советской власти, и если чья-то интеллигентная физиономия высовывалась, — ее тут же обливали грязью. Одним словом, вымарывали. Долго так продолжаться не могло…
Как мало знает она этого замечательного человека — своего отца. Им следует чаще встречаться, больше говорить на разные темы, рассуждать об интеллигенции. Наверно, ему есть, что рассказать своей дочери. Вот и Виктор пишет книгу на компьютере. Надо попросить его прочитать отрывок, а то все руки не доходят — то встреча с подругой, то супермаркет, то банкет…
— Хотелось бы, — заметил президент, — принять от вас, передового отряда российской интеллигенции, критику в адрес, понимаешь, новой власти.
— Что ж, — вздохнул Пеленгас, — будет и критика…
В огромном кремлевском зале вдруг воцарилась напряженная тишина.
— Скажу откровенно и прямо… — твердо вымолвил писатель и замолчал.
Лучше бы Полина сейчас ничего не видела, ничего не слышала! Она чувствовала, как холодеют руки, а мелкая неукротимая дрожь бежит по телу.
— Буду прям и откровенен, — сурово повторил писатель. — Хорошая у нас нынче власть, господа! И сильный, умный, уверенный в себе президент!
Такого облегчения Полина еще никогда не испытывала. Словно десяток стопудовых гирь разом свалился с ее тщедушных дочерних плеч. Гордость за великого отца — писателя и гражданина — переполняла ее. Она что-то громко вместе со всеми кричала, звонко аплодировала и не могла понять, чему так безоглядно рада…
Потом последовало вручение орденов и правительственных наград. И опять-таки — знакомые с детства, милые лица уже стареющих певиц, артистов, сатириков, писателей, художников. Эти выдающиеся деятели, думала Полина, при каком бы строе ни жили, всегда остаются в первых рядах российской интеллигенции, и никакие политические катаклизмы не могут сбить их с избранного пути.
Дальше был грандиозный обед. Нескончаемые тосты мешали сосредоточиться на кремлевских деликатесах. Однако фирменное французское шампанское Полина пригубила. Немного кружилась голова. Ей захотелось опереться о руку Виктора, но тот был занят оживленной беседой с Анной Усачевой, которую президент наградил сегодня высоким орденом. Все-таки есть в ней что-то вульгарное, отметила Полина, что нравится мужикам. На сцене она точь в точь такая же, как за столом — бесцеремонная, нагловатая, бросающая плоские шутки, от которых сама же заливается громким лошадиным смехом. И поразительно — все разом подхватывают. Все мужики. Рядом с ней ковыряет вилкой салат известный сатирик. Полина видела его на экране совсем юным, очень веселым, с большим выразительным носом. Сейчас это — усталый человек с потухшим бесцветным взором, тучный, обремененный одышкой. Теперь он редко выступает по телевизору, рассказывает что-то очень умное, скучное и наверно смешное. А еще дальше — замечательный киноактер, старый сердцеед не одного поколения женщин. Помнится, мать Полины говорила, что когда-то была в него по уши влюблена. Возможно ли такое? Чуть поодаль — ее отец. Даже не заметил Полину! Вместе с ним две женщины: одна примерно его же лет, вторая — совсем молоденькая. Кто они? Скорее всего, жена и дочь. Улыбаются каким-то знакомым. Здесь все давно знают друг друга не понаслышке. Кажется, это монолитная единая тусовка, с завидным постоянством собирающаяся вместе, что бы ни случилось. Они плотным кольцом окружают батюшку царя, какой бы царь сегодня ни правил, искренне блюдут его интересы, а он — награждает и подчает вкусным обедом. Полина испугалась собственных крамольных мыслей. Что это она?.. Похоже, гости начинают расходиться. Все было великолепно, господа!
Уже на выходе, когда шумная толпа стала редеть, чету Румберг попросили немного задержаться. Через пару минут к ним подошел сам Калашин и дружелюбно поприветствовал:
— Много слышал о вас, друзья мои. Финансовая деятельность Виктора — вас можно так запросто называть? — находит понимание и поддержку администрации президента.
— Весьма признателен, — ответил банкир.