— Уж тебе-то, Вася, чего бояться? Калашин друзей не оставит.
— Кто его знает. Сегодня друзья, а завтра… Ты давай закругляй с Филдиным, чтобы чисто было. А Сомов, считай, уже подбросил монетку: что упадет, орел или решка — один боженька видит. Знаю только, что чекист он хитрый, в обиду себя не даст.
В который раз Воробьев невольно подметил удивительное внешнее сходство Шельмягина с римским патрицием, вершителем судеб. Бывает же такое — простой русский мужик похож на античного героя. Какая-то насмешка фортуны, гримаса хромосомной наследственности!
— Держи меня постоянно в курсе, — продолжал Шельмягин. — Похоже, Коллинз всех нас подставил. Прав был Калашин… Если его люди начнут путаться под ногами, старайся их не касаться, быстро уходи. В случае крайней необходимости — убирай. И по возможности анализируй информацию. Кто впереди на ход — побеждает. Как в шахматах, помнишь?
Его разбудила трель мобильного телефона. Привкус неаполитанского коньяка еще оставался на губах.
— Румберг слушает.
— Здравствуй, дорогой! — голос Полины прерывался какими-то тихими щелчками.
— Куда ты пропала, Поля?! Что за выходки?!
— Как только ты ушел, позвонила мама и попросила срочно помочь.
— Что-нибудь случилось?
— Да. Это не для телефона. Мне пришлось сильно потратиться на частный рейс.
— Где ты сейчас?
— Над Карибским морем. Миша, наш охранник, зафрахтовал по моей просьбе небольшую яхту. Примерно через два часа жди нас на пирсе у отеля. Кстати, я послала тебе телеграмму, ты получишь ее немного раньше нашего прибытия. Обязательно прочти. До встречи!
Вот вам и отдых, господин финансист. Сплошная нервотрепка. Какие-то телеграммы… Зачем? И что там выкинула очаровашка Мери, чтобы Полина так внезапно сорвалась с места? Да и по времени ничего не сходится — даже если этот частный рейс движется со скоростью звука, она не могла за ночь слетать в Россию и к утру возвратиться обратно. Глупость… Возможно, его кто-то хочет разыграть? А звонила вовсе не Полина? Он попробовал вызвать жену по ее мобильному, но тщетно — не было даже ответного сигнала. Охранник Миша… Серенький накаченный крепыш. Может, у Полины с ним интрижка? Только сейчас он понимает, насколько оторван от личной жизни собственной жены…
— Господин Румберг, — возвестил коридорный менеджер, — вам срочная телеграмма.
— Благодарю.
Раскрыв сложенный вчетверо лист бумаги размером с письмо, он обратил внимание, что парень переминается с ноги на ногу.
— Вот, возьмите, — протянул он ему десять долларов. — Можете идти.
— Простите, сэр, — спросил служитель, — вы новый русский?
— Кажется, да. А что?
— Тогда вы очень остроумно шутите, — парень повертел в руках десятку, явно намекая на скудность чаевых.
— Хочешь, я пошучу еще остроумнее?
— Конечно, — обрадовался парень.
— Дай деньги назад, — Румберг положил купюру в карман. — А теперь ступай и запомни: жадность приводит к бедности.
Оступившись у порога, коридорный вышел.
«Если человек становится алчным с молодых лет, — подумал Румберг, — это ли не признак его деградации в будущем?»
Ему захотелось водки. Коньяк, затем водка — не много ли? Нет, нормально. Сейчас ведь отдых, а не собрание обманутых вкладчиков. Кстати, число этих бедняг в России множится с каждым годом. А почему? Опять-таки алчность, — то на чем беспринципные русские банкиры играют умело и быстро. И беспредельная народная доверчивость, доведенная государством до абсурда. Можно родиться совершенно ни к чему не пригодным и сделать огромное состояние на легальном воровстве и обмане. Дебильные иностранные инвесторы ждут каких-то законов, в то время как их российские коллеги из года в год набивают карманы долларами сограждан…
«Дорогой! — прочитал Румберг. — Ты, конечно, разгадал мой примитивный обман: к маме я не летала. Но еще раз хочу попросить навестить ее как можно быстрее. С Кириллом совсем плохо, наркотики его погубят. Прошу тебя, повидай своих родных»…
— Родных? — произнес он. — Что происходит с Полиной?
«…Теперь о собственных делах. Ты не можешь не видеть, насколько мы отдалились друг от друга, сделались почти чужими. Бог разберет, чья здесь вина. Детей у нас нет, так что, полагаю, ты легко дашь мне развод, хотя, в сущности, мы женаты как-то не по-русски. Я действительно к тебе привязана, но поняла, что люблю другого человека. Если ты мне настоящий друг, в чем я не сомневаюсь, ты воспримешь меня и Мишу с пониманием. Наш с Мишей союз сейчас во многом зависим от тебя и твоей доброй воли. Конечно, ты крупный бизнесмен, а возможно, и великий писатель. Но я никогда не ощущала себя твоей второй половиной, хотя всегда желала этого. Значит, не судьба. Думаю, как только прибуду, мы уладим все вопросы полюбовно.
P.S. Будь добрее с Мишей, очень тебя прошу. Полина».
Вот, собственно, достойное завершение отдыха, решил Румберг. От водки лучше не стало — лишь накатила горечь и обида. Наверно, Поля первая из них двоих, кто честно признал никчемность этого супружества. Конечно, не в деньгах счастье, но и свобода не обретается лишь с помощью денег. Та свобода, которую получила Полина, была свободой соловья в золотой клетке.
Но обида не отпускала — то ли водка, то ли натура дурацкая. Как ни говори, уходит часть тебя, уходит, чтобы уже никогда не вернуться…
Он взглянул на часы — как алкоголь убыстряет время! Наверное, яхта уже входит в маленькую бухту перед отелем.
Надев легкие шорты и футболку, Румберг сбежал из номера по ступенькам к морю. Дул сильный теплый ветер, волны громко пенились большими гребешками, бесконечной чередой накатывая на песок. Небо было до боли в глазах голубым и ярким. Берег отеля пустовал, и только на небольшом причале маячила женская фигурка. Румберг не сразу узнал в ней свою вчерашнюю знакомую Софи. Что ж, будет с кем скоротать остаток уик-энда на Флориде. Софи, услышав приближающиеся шаги, обернулась и помахала ему рукой.
— Как провели ночь, мистер? — улыбнулась девушка.
— Никак. Очень жалел, что тебя не было рядом.
— Вот оно что? А я решила, что вы жадный. Как и все новые русские, пока трезвые.
— Какие же они, когда пьяные?
— Разговорчивые. Любят рассуждать о жизни, о своих скучных женах и новых иномарках. Совсем забывают, кто лежит рядом. Мне то что, пускай себе болтают… Ой, смотрите, какая красивая яхта! Вон там, у горизонта, видите?
— Да, вижу.
— Она плывет сюда.
Белая юркая яхта, словно чайка, скользила по волнам. На фоне разбушевавшейся стихии она казалась непотопляемым корабликом, наперекор всем ветрам, стремящимся к цели.
— Кто бы это мог быть? — произнесла девушка. — Сюда редко заходят яхты.
Румберг уже различал на корме Полину и Мишу, стоящими в обнимку.
— Я знаю, кто это, — ответил он.
Постепенно ветер начал стихать, волны лениво пенились, играя солнечными бликами.
— Как я завидую влюбленным, — сказала Софи, показав на яхту.
— Почему ты решила, что они — влюбленные?
— И очень счастливые. Это сразу видно, сэр.
Судно было совсем близко, Румберг мог определить лица пассажиров. Ему показалось, что Полина, взмахнув платком, приветствует его…
И тут огромный огненный шар поглотил яхту, необычайной мощности взрыв отбросил назад Румберга и Софи. Он слышал, как кипит и пузырится вода, видел, как деревянные обломки с шипением падают в волны. Сильный жар прошелся по морю, окатив берег…
Когда эхо взрыва затихло, когда над водой развеялась черная гарь, Румберг увидел жалкие остатки от того, что полминуты назад мчалось по волнам. Раскиданные взрывом чьи-то мечты о счастье, радости и любви…
— Ты, Маруся, давай, выпей еще стопочку, — сказал сосед по дому дядя Федор, незаменимый дежурный всех местных свадеб и поминок. — Пусть пухом будет Кирюхе земля, и пусть душа его там, на небесах, угомонится. Слава ему небесная и покой…
Поминки по Кириллу (девять дней назад он умер от передозировки наркотика) проходили в обшарпанной квартире, заставленной дорогими импортными вещами. За столом двое — очаровашка Мери и дядя Федор. Ни бывшие приятели Кирилла, ни другие гости сегодня не пришли. На посланную Полине срочную телеграмму ответа не последовало. Странно… Все как будто замерло, затихло и померкло. Даже настенные часы перестали показывать время.