— Садись, Паша, — сказал он. — Коньячку хочешь? И, не дожидаясь ответа, налил коньяка в хрустальные рюмочки.
— Я сделал, что Леня просил, — сказал дядя Миша и придвинул к Павлу один из пакетов. — Разверни, почитай.
В пакете оказался старый Павлов паспорт со вчерашней фотографией и некоторыми изменениями, внесенными с ювелирным мастерством. Из Павла Дмитриевича Чернова он стал Савелием Дмитриевичем Черноволом, город Ленинград превратился в поселок Ленинградский Кировской области. Женат гражданин Черновол был на гражданке И. В. Париной и с нею же в прошлом году разведен. Проживал до последнего времени в общежитии города Новокузнецка Кемеровской области. К паспорту прилагался листок убытия из Новокузнецка, новенький военный билет со штампом «Дубликат», удостоверяющий, что младший. сержант запаса Черновол проходил действительную службу в Северо-Кавказском военном округе, и нераспечатанная пачка десятирублевок.
— Этих бумажек хватит, чтобы добраться до любой точки Союза и устроиться на любую простую работу, особенно в глубинке. Если жить тихо, без претензий, не высовываться, никто тебя вовеки не найдет. Это и просил сделать для тебя Леня.
— Что ж, дядя Миша, прямо не знаю, как вас и благодарить. Если бы не вы, то... Завтра же утром я уеду. Я и так уже доставил вам столько хлопот... За вас и вашу чудную семью! — Павел поднял рюмку, дотронулся ею до рюмки дяди Миши, выпил и встал. Дядя Миша не шелохнулся.
— Погоди, Паша, не спеши. Я еще кое-что сказать хочу.
Павел сел.
— Как ты понимаешь, ты не первый прошел через эту станцию. Разные до тебя люди были, сильно разные, попадалась и настоящая мразь... Ты другой, Паша, такие еще не приходили сюда, да и по жизни редко мне встречались. Это не ты меня, а я тебя благодарить должен.
Павел хотел что-то сказать, но дядя Миша остановил его, подняв руку.
— За Георгия благодарить... Поздний он у нас, Паша, последыш. Слабый родился, болел много, и всегда все говорили: не выживет, до года не дотянет, до трех не дотянет, до школы не дотянет. Ох, и дорого он нам с Мадиной достался! Потому и самый дорогой стал. Какой праздник был, когда в школу пошел! Но потом учителя жаловаться стали: отстает, не понимает, не успевает, пропускает много, дурачок твой младшенький, дядя Миша, в следующий класс переводим только, чтобы ты не огорчался... Я и сам уже привык думать, что глупый он у нас совсем, даже в пастухи не годится, овец пересчитать не сумеет. Но как ты начал учить его, совсем парнишка переменился: к знаниям потянулся, все понимать стал, в себя поверил, на уроках первый руку тянет. Даже физкультура намного лучше пошла. Хорошая мечта у него появилась, на ученого выучиться, чтобы таким, как ты, стать... Вот и получается: то, что я для тебя сделал, это многие могут сделать, а то, что ты для нас с Мадиной сделал, этого никто больше не сделает. Я не знаю, почему ты тут оказался, и не хочу знать, но хочу тебе от себя уже дать кое-что, что тебе может сильно пригодиться. Возьми.
И он протянул Павлу второй пакет, чуть побольше первого. В нем Павел обнаружил второй паспорт и военный билет, целую пачку купюр, но уже двадцатипятирублевых. А еще там лежал диплом красного цвета с рельефным гербом на твердой корочке, водительское удостоверение, выданное Главным Управлением ГАИ Каракалпакской АССР, простой почтовый конверт, запечатанный, но ненадписанный, и еще какое-то непонятное приспособление вроде маленькой и плоской кожаной папочки или портмоне на длинных лямках. Павел раскрыл паспорт, почитал и тут же озадаченно нахмурился.
— А это вот... Надо ли?
Он пододвинул паспорт дяде Мише, прижав пальцем вызвавшую сомнения графу. Дядя Миша усмехнулся.
— Ты, Паша, ученый, в своем деле специалист, и я никогда не скажу тебе, что у тебя там синус-косинус неправильный. А в этом деле специалист я... Этот комплект тебе запасной, на экстренный случай, а если уж такой экстренный случай у тебя возникнет, значит, уходить тебе надо будет далеко-далеко, а с такой отметочкой это будет проще. Я, конечно, мог бы попросить, чтобы вместо «еврей» тебе написали «грек», их тоже отпускают на историческую родину. Но согласись, евреи у нас бывают всякие, а за грека тебя даже слепой держать не станет. И еще — я не встречал ни одного грека, который не знает по-гречески, и почти ни одного еврея, который знает по-еврейски... Этот второй паспорт и другие бумаги, что при нем, ты в дороге на себе носи, не снимай, я тебе для них специальный набрюшник сделал, под рубашку пристегнешь. — Дядя Миша показал на папочку. — А как устроишься, спрячь в самом надежном месте. Письмо тоже в набрюшник положи.