— Трогай, Фахри.
В затылок уперлось что-то холодное, металлическое. В окошке мелькнула ухмыляющаяся рожа в синей фуражке, красноречиво выставилось короткое автоматное дуло. Фахри повернул голову — только это был не Фахри.
— Спокойно, мадам. Королевская криминальная полиция. Вы арестованы.
На ее застывшем лице проступила жуткая, леденящая улыбка.
— За неправильную парковку?
Незнакомец в одежде Фахри испустил усталый вздох.
— Фрекен Теннисон, вы обвиняетесь в убийстве иностранного гражданина Вадима Шерова... Руки, пожалуйста. На запястьях защелкнулись никелированные браслеты.
(27 июня 1995)
— Павел встречал нас в аэропорту. Через три дня мы с Лизаветой получили кенийские паспорта, а еще через две недели Джош преподнес нам потрясающий подарок — кругосветное путешествие на пятерых, две пары молодоженов и Нюточка. Кувейт, Индия, Гонконг, Сингапур, потом Япония, Австралия, Новая Зеландия, Таити... Мы с Павлом венчались в Кито, в православной казачьей церкви. Наши казачки после революции осели в Эквадоре, и теперь из них состоит вся президентская охрана. Так здорово было, красиво, торжественно. Лизавета с Джошем тоже захотели венчаться по-православному. И обвенчались через три дня. Брак-то у них только замышлялся как фиктивный, а получился самый что ни на есть настоящий. Дня друг без дружки прожить не могут. И папаша-вождь выбор сына очень одобрил, сказал, что Лизавета на их Местную богиню плодородия похожа. Ну, не знаю, я этой богини не видела... Так вот, по такому исключительному случаю казачки неделю нас не отпускали, пировали, пили наше здоровье, плясали... Потом мы были на карнавале в Рио-де-Жанейро, потом Нассау, Бермуды, Канары, Европа. Для меня были закрыты только две страны. В Союз меня не пустили бы, как жену эмигранта последней волны, а в Штаты — как жену человека, получившего вид на жительство, но еще не имеющего гражданства. Идиотские порядки!.. В Швейцарии мы разбежались.
— Как разбежались? Куда? — встрепенувшись, спросил Иван, совсем заслушавшийся Таниным рассказом.
— Джош с Нюточкой и Лизаветой вернулись в Найроби. Павел через три дня вылетел в Штаты, а я осталась в клинике.
— В какой клинике?
— Заболела?
Ник и Иван задали вопрос, не сговариваясь.
— На операцию. Там лучшие специалисты, а мне, видишь ли, очень хотелось иметь детей. — Она метнула взгляд на Ника.
Последняя реплика определенно адресовалась ему. Он убрал голову в плечи и отвернулся.
— И что, получилось? — спросил Рафалович.
— Да, вполне успешно. Теперь-у Нюточки двое братиков. Митька и Алешка.
— Митька — это понятно. В память деда, — сказал Иван. — А почему Алешка?
— В память другого деда. Вы его не знали.
— А фотографии привезла? Взглянуть бы.
— Конечно. В спальне лежат, потом покажу.
— А как Нюточка? — спросил Рафалович. — Большая? И все так же похожа на тебя? Вас, наверное, путают?
— Редко. Фигуры разные. — Таня развела руки в стороны, — Она поступила в Кэл-Юн, это Калифорнийский университет, учится на этнографа, летом разъезжает по резервациям, собирает индейский фольклор. Вся в отца, совсем на своей науке сдвинулась.
— А ты-то сама не работаешь?
— Куда там, с двумя-то малявками! Меня и сюда переводчицей оформили, чтобы с визами лишних хлопот не было. Так, иногда, чтобы переключиться, поем в нашем загородном клубе попеременно с Аланной. А Павел подыгрывает. Ничего, народу вроде нравится, хотя ни слова не понимают.
— Или просто хотят подольститься к жене босса, — вставил Ник.
— Нет, — серьезно ответила Таня. — Таких в нашей фирме не держат.
— Завидую, — сказал Рафалович. — И вообще хорошая фирма, классно поднялись. Вы только с Готей Васильевым на насадки подписались?
— И все-то ты знаешь, — сказал доселе молчавший Павел. — Нет, не только... Перейдем к окошечку, другим мешать не будем.
Они встали и отошли к тому столику, за которым три часа назад дремал Иван.
Сейчас он очень даже бодрствовал. Жадно ел, курил, пил лимонад и блестящими глазами смотрел на Таню.
— А скажи, только честно, после такой-то благодати домой, наверное, и не тянет? — осторожно спросил он.