— Не, простите, кто?
Шеров звонко и заразительно расхохотался.
— Как, вы не знакомы с этой классификацией? Видите ли, все отдыхающие в домах творчества Литфонда делятся на несколько разрядов. Помимо собственно писателей, точнее говоря, членов Союза, есть жописы — это жены писателей, сыписы и дописы — это соответственно сыновья и дочери писателей, и, наконец, мудописы — это расшифровывается как «муж дочери писателя».
Павел, прежде не слыхавший этой хохмы, смеялся до одышки.
— А тот толстый дядя в «адидасе» — он вроде староват для мудописа, а на писателя не тянет. Он кто? — отсмеявшись, спросил Павел.
— Ну а как по-вашему? По первому-то впечатлению?
— Либо крупный милицейский чин, либо какой-нибудь министерский хозяйственник с большим блатом, — сказал Павел.
Шеров усмехнулся.
— Второе — это как раз про меня. Столичный чиновник-хозяйственник, занимающий этот двухместный номер исключительно по блату. Правда, я здесь ненадолго, вчера приехал, а уезжаю дня через три-четыре... А вот насчет моего партнера — тут вы того. Это же Алексей Львович Толстых, краса, так сказать, и гордость... Вы его эпопею «Братья Коромысловы» читали?
— Не читал, — искренне ответил Павел.
— Я тоже, — признался Шеров. — Но, с другой стороны, у нас всякий труд почетен.
Он подмигнул Павлу, допил коктейль и поднялся.
— Пойдем греть бока на вечернем солнышке? — предложил он.
Павел тоже встал.
— Спасибо за отверточки, — сказал он.
— Приходите еще, — откликнулся Шеров из комнаты. — Милости просим.
Они спустились и вышли из корпуса, не прерывая беседы.
— Как вам здесь? — спросил Шеров уже на аллее.
— Хорошо. Только скучновато немного. Карадаг закрыли. Поиграть вот сегодня в первый раз удалось, благодаря вам.
— Не мне, — поправил Шеров, — а товарищу Толстых. Впрочем, все поправимо, было бы желание. Хотите, запишемся на утро, с семи до восьми. Мешать нам не будут, других претендентов нет — писатели рано вставать не любят. Согласны?
— Согласен, — с радостью подтвердил Павел.
— А что Карадаг закрыт, так это тоже не для всех. Хотите, завтра после завтрака в бухточки смотаемся? Вы там бывали прежде?
— Да, студентом еще.
— А супруга ваша?
— Таня? Вроде нет.
— Вот и отлично. И ей, и девочке вашей интересно будет...
Суровый усатый отставник, дежуривший у калитки на закрытый для простой публики писательский пляж, пропусков у них не потребовал, а даже взял под козырек. На топчане у самого моря Павел заметил Таню, а Нюточка уже неслась к нему, и он еле успел наклониться, подхватить ее на руки и подбросить высоко в воздух.
— Мама! — заверещала Нюточка. — Папа пришел. Можно я еще раз искупаюсь?
— Потрясающе! — сказал Шеров. — Так вы и есть та самая Татьяна Ларина? Извините, что еще вчера не признал вас, но, поверьте, времени ходить в кино не остается, к тому же я теперь не так часто бываю на родине.
— А я в последнее время не снимаюсь, — тихо сказала Таня.
— Ну, что я могу сказать? — Шеров развел руками. — Только то, что режиссеры — дураки, но это вы и без меня знаете... Надо же, Татьяна Ларина! Мои друзья сейчас разыскивают вас в Ленинграде, в Москве, а вы — вот она. И как после этого не верить в судьбу?
Они лежали на пустынном берегу Сердоликовой бухты, неспешно потягивая прямо из горлышка чешское пиво, доставленное сюда Шеровым в специальной сумке-холодильнике. Павел и Нюточка, нацепив маски и трубки, ныряли на мелководье в чистейшей воде, охотясь на рапанов и куриных богов. Таня время от времени поглядывала в их сторону, но не тревожилась: ведь Нюточка не одна, а с отцом, стало быть, в надежных руках.
— И зачем они меня разыскивают? — спросила Таня.
— По моей просьбе.
— Вам-то я зачем, Вадим Ахметович?
— Хочу сделать вам интереснее предложение.
— Какое?
— Ну, какое предложение можно сделать актрисе? Роль, конечно.
— Но разве вы режиссер? Ведь сами вроде говорили, что не имеете к кино отношения.
— Считайте меня полномочным представителем режиссера.
— Так что же он сам?.. Впрочем, все пустое. — Таня обреченно махнула рукой. — Я свыклась с мыслью, что больше никогда не буду сниматься.
— Почему? — чуть нахмурившись, спросил Шеров.
— Потому что никто не утвердит меня даже на самую пустячную роль. Вам известно, почему я перестала сниматься?
— В общих чертах... Послушайте, Татьяна... э-э-э...
— Можно просто Таня.
— Послушайте, Таня. Во-первых, про эту историю с Огневым уже давным-давно и думать забыли. Во-вторых, все информированные люди прекрасно знают, что вы в ней никаким боком, не виноваты. А в-третьих, на студии, где работает режиссер, попросивший меня разыскать вас, плевать хотели на все наши московские дрязги.