Сладко потягиваясь на кровати, Том решил отменить намеченную накануне прогулку. С его везучестью, по дороге к магазину или кофейне он мог сломать шею в этой слепящей белизне. Поднимаясь, он несколько раз мысленно повторил себе, что абсолютно не разочарован застывшим туманом, помешавшим планам. Ибо, даже оставаясь в домике, он получил то, о чём даже не мечтал — покой и отдых. Целый день наедине с самим собой.
Время тянулось спокойно и размеренно, со стороны моря до Тома доносились крики чаек, а с другой долетал тоскливый свист ржанки. Заспанный он сел за кухонный стол и уставился на белую пелену за стеклом. Добрая улыбка озарило лицо, когда вспомнил, как тщательно накануне Джеймс проверял покупки. Как будто знал, что следующим утром Хигстон окажется в плену тумана.
После завтрака на книжной полке в гостиной он нашёл том Оскара Уайльда и устроился с ним в удобном кресле. Открыв его на «Портрете Дориана Грея», он погрузился в чтение. Перелистывая страницу за страницей, он замер, когда перед глазами предстала фраза, прекрасно подходящая для него самого.
«— В тумане всё кажется таким необыкновенным.
— Но в тумане можно сбиться с пути».
Когда он, наконец, оторвал взгляд от книги, дочитав почти до конца, ближайшие скалы освещало послеполуденное солнце. Далеко внизу легко пенились мелкие волны. Должно быть под покровом тумана прошёл короткий прилив. Далеко впереди горизонт всё ещё был невидим, но над окутывающей его пеленой тумана небо было пронзительно голубым и безоблачным. Том понадеялся, что вечер, в сопровождении морского ветерка, будет чудесным.
Пообедав, он выбрался на небольшую прогулку только ближе к вечеру. Захватив с собой вязаный кардиган, он не стал набрасывать его на плечи, а просто перекинул через руку. Одетый в серую футболку и тёмно-синие джинсы, он направился по едва заметно виднеющейся тропинке, ведущей на север. Слабый ветер колыхал орляк, растущий по её краям, тень от появившихся на небе лёгких облаков время от времени падала на гвоздику. Это было самым лучшим временем, чтобы неторопливо прогуливаться по вересковой пустоши. Не думая о работе, не тревожась ни о чём и не торопясь. Благословенное состояние ничегонеделания для постоянно работающего человека.
Спустя какое-то время Хигстон вдруг осознал, что шагает навстречу невероятной красоты заходу солнца. Янтарное сияние золотого и алого он видел множество раз, но здесь и сейчас эти краски пробивались сквозь облака, а за ними следом струилась прозрачная, нежная зелень, перетекавшая в желтизну лимонного оттенка, истоки которой восходили к сумрачному серому небу в вышине.
Завороженный, Том остановился и начал смотреть по сторонам. Маленькое озерцо справа расположенное между крутых берегов, поросших тростником, мхом и тимьяном, отражало небо, словно зеркало. Засмотревшийся на него, он едва уловимо вздрогнул, когда нечто метнулось сбоку, и сверкающая гладь покрылась рябью. По воде, чёрной тенью проскользнула птица. Издалека её можно было бы принять за утку, если бы не слишком большой размер. Скорее всего, это был нырок. Он никогда не видел их, но Джеймс о многом рассказал по дороге. Кем бы ни была нырнувшая птица, хотя Том ждал очень долго, но она так и не появилась на поверхности. Или он просто оказался недостаточно внимателен. Как бы то ни было, пожав широкими плечами, Хигстон надел кардиган, повернулся обратно и пошёл вниз к дому.
Майские ночи здесь не бывают по-настоящему тёплыми. Джеймс рассказывал, как долгими светлыми летними ночами птицы так и не перестают петь и летать. Но до этого было ещё несколько недель.
Перед сном Том ненадолго вышел из дома. Ему захотелось посмотреть на звёзды. В Лондоне, да и вообще повсюду, где ему приходилось бывать, ночное небо уродовали фонари и свет города. Но здесь, звёзды сверкали так близко и их было так много, как маргариток на лугу. В сером, будто олово, воздухе он нашел Большую Медведицу, Орион и Плеяды. И, конечно же, длинный изумительный Млечный Путь. Жаль, что на этом его познания в астрономии ограничивались.