Мы вырвались из ущелья и подъезжали к плодородным землям долины. Деревня с фонарями на улице, дома с освещенными окнами за занавесками. Теперь вдоль дороги потянулись изгороди из белого камня, огораживающие виноградники и редкие фермы. Предрассветные облака розовели на небосклоне.
— Извини, — вдруг промолвила Эмма. — Извини, что сомневалась в тебе.
— Я люблю тебя, дорогая.
— Что случилось с нами, Джим?
Она прильнула ко мне, маленькое существо в легком жакете, со взъерошенными волосами. Я рассказал ей о своих поисках и о том, как в конце концов додумался обратиться к Эстель. Я был тогда слеп. В конечном итоге есть вещи, которые необходимо прощать.
— Это все?
— Да.
Эмма не отвечала. Она наклонилась вперед и попросила водителя:
— Поспешите.
Перед нами возникло скопление огней — предрассветный Понтобан. Я узнал его очертания и обнаружил, какая большая часть моей души уже осталась здесь без моего ведома за эти три с половиной мрачных недели. Мы пронеслись мимо реки вверх по холму и выехали на главную площадь, проехав мимо редакции газеты, где я впервые встретил Эстель. Парк, где потом она подошла ко мне. Все они были пустынны в этот час, дожидаясь начала дня.
— Куда? — спросил водитель.
— На улицу Дез Эскалье, — попросил я.
Машина поехала по бульвару к старой части города, где дома примостились рядом друг с другом, плечом к плечу.
Водитель кивнул: «Здесь». Мы свернули на узкую улочку, которая тянулась на вершину холма, к старой церкви Марии Магдалины.
Булыжник на мостовой блестел, словно его только что вымыли, припарковать машину можно было только на тротуаре. Я искал глазами другую машину, ту, на которой она обычно ездила. Неподалеку стояло несколько маленьких «рено» и «фиатов», но большого «пежо» не видно. Я указал на ворота во двор рядом с неработающим фонтаном. Неужели я впервые попал сюда менее трех недель назад? Это время показалось мне длиною в целые жизни, мою, Эммы и детей. Ворота оказались закрыты, но не заперты. С первыми лучами солнца где-то высоко на крышах запели птицы. Клеррар, Эмма и я взбежали по лестнице, торопясь к квартире Эстель на втором этаже. От нас разбегались прочь полудикие коты, сохнущее белье колыхалось на балконах. Подъехали другие полицейские машины, и жандармы окружили дом. Клеррар вытащил оружие. Эстель выпустила тигра из клетки, и вот теперь этот тигр пришел за ней.
Мы постучали в дверь. Никакого ответа. Мы стояли перед дверью на площадке, затем Клеррар надавил на замок, и мы ворвались внутрь. Я прекрасно помнил эту квартиру — коридор, ведущий мимо спальни в гостиную, и кухню. Клеррар включил свет, квартира показалась мне меньше и выглядела какой-то более ветхой. Ненависть отпустила меня, оставив только тупое воспоминание о том, что́ она сделала со мной среди этой мебели, не поддающейся описанию, и груды книг и картин.
— Мадам Деверо…
— Эстель…
Клеррар пробежал по комнатам. Распахнулась дверь в спальню, которую мы использовали — Эстель и я, вот кровать с разбросанными на ней брюками, лифчиком и юбкой, затем кухня и ванная. Я еще раз увидел плитки цвета аквамарина и разноцветные мыльницы и вспомнил, как она наблюдала за мной здесь, когда я пришел к ней за помощью после нападения на поляне в лесу. На той поляне, где она посадила четыре куста роз в порыве раскаяния.
— Где они? — вскричала Эмма.
Но Эстель исчезла.
Мы метались по квартире, вытаскивая ящики и открывая коробки, разбрасывая все это по полу. В кабинете стояла включенной пишущая машинка, но не было никакого письма или записки. Документы аккуратно сложены, но все они имели отношение только к домашним делам. В ящике мы обнаружили ее кошелек и чековую книжку, паспорт и две тысячи франков. Не хватало только ее сумочки. На кухне кофейник еще не остыл. Эстель была здесь с час или два назад, а затем исчезла.
— Она не могла уйти далеко, — сказала Эмма.
Клеррар пролистал паспорт и пожал плечами:
— Вся Франция…
Но Эмма его не слушала и повернулась ко мне:
— Куда она могла деться?
И мне все стало ясно.
— Пойдем, — бросил я Клеррару. — Двигайся, парень, шевелись.
Мы оставили одного жандарма в засаде и побежали к машинам. Старая часть города к этому времени уже сияла огнями, людей разбудили звуки сирены, пока наш маленький кортеж пробирался по длинному проспекту, обсаженному деревьями, к пригороду Понтобана.
— Улица Бартольди, — подсказал я.
— Почему туда? — Эмма старалась перекричать звуки сирены.