У него есть сообщение для этого парня. Он ехал с таким видом, как будто лодочник был Хароном.
У двери изливала чувства домохозяйка Рейфа. Настойка Раддока развязала ей язык:
— Мальчик? Гарри — наш новый подмастерье, красивый мальчик, нежная Нерисса[271] — бросил играть. Роль для Калдера? Хандрит в своей мансарде.
Бен поднялся наверх.
Стропила оказались раздеты. Голые разрушенные хоры[272].
— Спасибо Нептуну за ваше быстрое возвращение, — тихим голосом сказал неожиданно появившийся Калдер. — Я наблюдал за этой крысиной норой. Он болен.
— Значит он умрет? — Шок разочарования; вспышка надежды.
— Нет: он должен убить, и немедленно; должен выпить, чтобы оживить себя.
— Их кровь?
Щека покраснела. Но речь не стала более изысканной.
— Я думаю, их сперму.
— Это он может добыть в Мурфилдсе; или дома, если у него еще есть мальчики на посылках.
— Как обычно. Но для большого пира ему нужен деликатес.
— Откуда ты это знаешь?
— У него есть сводник: Вампир, любитель забав. Политическое создание. Своего лица нет — и любого другого человека тоже — постоянно надевает обманывающую маску.
— Да, — сказал Бен. — Я знаю, как он ко мне относится. — Ярость вспухла. — Ей-богу, он сидел среди присяжных коронера[273].
— Тогда он хорошо служит дьяволу. — Поворот и шаг. — Он говорил с Хью Тимминсом.
— Когда?
— После пасхи, когда начались представления. Ему потребовалась неделя или что-то в этом роде, чтобы отметить своего зайчонка. В конце апреля. — Калдер заговорил медовым голосом. — «Ах, какой умный мальчик. Не хочет ли он спеть для моего хозяина? Очень знатный лорд (хотя я и не могу произнести его имя), высокопоставленный, но впал в меланхолию. Не может заснуть, если не услышит нежной музыки рядом с кроватью». — С горечью. — И хорошенький глупец поверил ему, но проболтался мне.
Бровь поднялась.
— Нет, я ничего не сказал ему об опасности, но отвлек его игрой.
— Какой? Затягивающей игрой в кости? Объятиями шлюх? Храбрым мошенничеством?
— Игрой в стеклянные шарики[274]. Я был Троей; он пытался отнять у меня великую Елену и снести мои стены.
Ребенок.
— А не слишком ли он зеленый? Маленький урожай для молотьбы. — Бен задумался. — Или его светлость насыщается спермой in posse[275]?
— Невинностью. Страхом. Он убивает нас на пороге, и мы охраняем его дверь. Наша смерть возрождает его. — Мальчик что-то тихо сказал по-валлийски, которого Бен не знал. «Я был зернышком пшеницы». Повернувшись, он поглядел сквозь дым Лондона на невидимые холмы. — Питер боялся темноты. Вы видели, что я оставил апельсин на его могиле. Для его путешествия. Люцерна в Аверно[276]. И потом принес жертву. — Бен посмотрел на стропила. — Их пепел будет его обществом.
Сумасшедший?
Но, повернув назад, мальчик сказал:
— Итак. Мы знаем, что наживка на нашу большую рыбу заброшена. Я буду лгать и угождать ему: мы возьмем его за жабры.
— А не vice versa?[277]
— Так было раньше[278]; но сейчас это хариус для кота.
— Неужели я дам коту прыгнуть в огонь, чтобы вытащить для меня жареные каштаны? Я не трус. — Здесь и была загвоздка: то, что грызло его. — Бог мой, да я кастрирую его, съем его самого, глаза, член и яйца в венецианском соусе, но открыто. Как мужчина мужчину. Но посылать мальчика...
— Шлюху. Эписина[279]. Puellus[280]. Что может быть большим бесчестием, чем быть зарезанным подонком. — Соленые слова; его голубые атлантические глаза, январские. — Я любил Питера и я потерял его. Клянусь богами, я отомщу.
Бен вскинул руки.
— Сдаюсь, но остаюсь при своем мнении. Я ненавижу любую деятельность и питаю отвращение к заговорам. — Вздох. — По меньшей мере, умоляю, возьми стилет, как делают венецианские шлюхи. Ты знаешь, как им пользоваться.
— Я буду голым: не нож, а ножны. Если наш план потерпит неудачу — если дойдет до того, что он в меня вонзит...
— Сохрани бог.
—...я покончу с собой. Итак: заговор готов. — Калдер встал на колени рядом со своим сундучком, отомкнул его, поднял крышку и вынул связку бумаги. — Я сказал вам, что сделал погребальный костер из фантазии; но это я сохранил. — Минотавр и Ариадна. — Это все, что у меня есть: от того же самого Вампира. — И он протянул листы Бену.