— ...и хныкающий Оксфорд? Какие слухи о нем?
— Живет, помаленьку. — Легкое движение и ангел исчез. — Как там милорд Чехарда? А синьор Фанфаранадо? Не забудьте: как он обращается со своим трубачом.
Бен фыркнул. Армин отхлебнул. Он выпил за вечер полбокала неподслащенного вина; съел кусочек булочки с тмином и подцепил на вилку засахаренную айву.
— Я знал его раньше, чем отплыл ковчег, и у нашей старой королевы (да благословит ее Иисус) еще были зубы. И луна еще не была круглой. — Схватил щепотку соли, дал упасть. — Зажилил у моего мастера Лонисона[104] золотое кольцо в унцию весом (тройскую[105]): пустяк для него. Когда я был подмастерьем, то сочинил на него балладу: «О для О». Ее надо петь на мотив «Половина Ханикина»[106].
— Кольцо? Для Ганимеда?
Бровь.
— Уж точно не для его графини. Она может сидеть в золе и кричать «О, полцарства за маску лошади»[107]. Говорят, что его дочки имеют одну нижнюю юбку на всех, как Сестры один глаз[108]. — Темное лицо отвернулось, к Бену повернулась светлая половина. — Хорошенькое кольцо, причудливой формы, с двумя камнями. Говорят, что он видит свою любовницу только когда смотрит в зеркало. Женился на себе.
— Нет господина-госпожи[109]? — Чертов Уилл. — Никого не ласкает?
— Что, разве он должен писать сонеты ночному горшку? Вот его философия: все, что есть, только для него.
— И все-таки он не Эпикур[110], чтобы жить только ради удовольствий. Но он презирает то, чем занимается.
— Бен, потише. Ты же не хочешь, чтобы ему передали твои слова.
— Заткнись. — Неуклюжий подзатыльник, от которого Армин — на вид не двигаясь — уклонился.
— Тем не менее была одна любовница, которая завладела им. И потом разгорелся огонь — я бы сказал что слышал, как дули меха. И в ее пеленках был весь круглый мир. Тогда еще дождь не прошел дважды с того времени, как Адам сделал себе штаны из листьев живой изгороди. Армада была желудем[111]. Ты, великий Бен, сидел за букварем, и знал по латыни не больше, чем епископ...
— Рассказ, парень.
— Вер нашел эту шлюху в Венеции...
Кружка пошла вниз.
— Дороже чем Таис[112] (так я слышал) и потратил на нее тысячи акров земли — а также все свои лошади, экипажи и башни, — которые она проглотила как землетрясение в свою щель. — «Да уже поставь ее».
— Кожа и волосы. И крик Больше мяса, Больше мяса[113].
— Настоящая фурия... — Хорошая тема, и Бен почувствовал, как в нем заработало воображение. — ... и на своих котурнах[114] выше майского дерева[115]. Да, шлюха, которая ворует у приятеля, которого ты прикрываешь гульфиком. Она носит под сорочкой его бриджи и, как венецианская шваль, гордо выставляет их напоказ. — Его неуклюжий пегас почувствовал шпоры и взвился в небо.
Где Кит[116] сейчас, что страх внушил бы ей?
Гремел как гром любой его глагол.
Ведь льстец Уилл стихи слагает в честь
Тимура злобного в одежде золотой,
И прославляет Тартара тиранство,
Что в юбку с фижмами одет, и — О!
Его империю младую защищает.
Молчание, эпиграмма упала и увяла.
— Есть ли у нас мальчик, который сможет сыграть ее? — спросил Армин
— Мальчик? Напыщенный Аллен ее не потянет. Бычья упряжка для ее роскошного фургона, они не смогут вытянуть ее. Она — сверхраспутница мира. — Бен погрузил свое красноречие в эль, как кузнец, закаляющий меч в воде. — Ее мщение? Расскажи.
— Она дала ему то, что он не сможет потерять: сифилис.
Клеймо.
— О редкая Тисифона[117]. — Испуганный мальчик-официант прибежал с элем, и Бен плеснул каплю на пол, чтобы потушить ее страсть. Потом, шипя, подставил лицо сквозняку, чтобы утихомирить ярость. И стал подробно объяснять свою точку зрения.
— С милордом произошла алхимическая инверсия: золото превратилось в ртуть. (Пары которой достигли мозга: ничто другое не может объяснить его стихотворение). Из золота в ртуть, а потом в олово: разве он, как грубый нищий, не стоял у порога старой королевы, хныча о монополии?[118]