От дома радушных хозяев я помчалась прямиком в названный ими магазин. К счастью, за пять прошедших лет магазин вместе с хозяином не разорился и не исчез, а наоборот, окреп и разросся. На мою удачу, на складе даже работал тот же кладовщик, что и пять лет назад, крепенький отставник с цепкой памятью. Я показала ему фототаблицу из дела со снимками интерьера детской комнаты и спросила про обои. Отставник кивнул и выудил из нижнего ящика стола пыльную амбарную книгу. Плюнув на палец, он долго листал ее, потом поднял на меня глаза.
— Эти обои мы в Белоруссии закупали, пять лет назад продали последнюю партию. Немножко бракованную, там на десяти рулонах цветочки были светлее, чем на основной партии. Больше в Белоруссии не брали обоев, теперь только импортом торгуем.
— Сергей Осипович, миленький, а не вспомните ли, было такое, что кто-то докупал такие обои? — взмолилась я, отчетливо понимая невозможность помнить подобные детали на протяжении пяти лет.
Но бодрый отставник снова плюнул на палец и полистал амбарный том.
— Если кто докупал, мы со скидкой продавали. Вот, люди чек предъявили на основную покупку, мы им два рулона отпустили со скидкой.
Не знаю, что меня толкало в спину, но со склада я снова полетела на квартиру, благо медик и криминалист находились при мне и ждали распоряжений.
Теперь хозяева квартиры были не столь радушны и не столь спокойны. Открыв нам дверь, они даже не улыбнулись. И на нас пошла от всей семьи, включая даже четырехлетнего малыша, ощутимая волна напряжения, смешанного со страхом.
Вежливо отодвинув их, мы прошли в детскую. Я присела и стала рассматривать плинтус в углу детской комнаты, под полотнищами обоев, которые явно — теперь я в этом не сомневалась — были переклеены позднее основного ремонта. Криминалист без слов присел рядом со мной и, достав из своего чемодана какие-то инструменты, подцепил плинтус и приподнял его. Плинтус треснул, от него отломился кусок, и криминалист осторожно его перевернул. Хозяева дома, стоявшие с каменными лицами в дверях детской, не проронили ни звука. Настала очередь медика, он, тоже молча, показал нам на бурые затеки с внутренней стороны плинтуса, и, достав белую полоску экспресс-анализа на кровь, смочил ее и приложил к одному из затеков.
Что было дальше?
Плинтус с затеками мы изъяли, равно как и фрагменты обоев с брызгами крови из-под второго слоя, наклеенного после происшествия. Первым не выдержал папа-врач. Мы не успели еще получить результаты экспертизы следов крови на плинтусе и под обоями, как он уже рассказывал нам, что же произошло в тот день, пять лет назад.
Девочка действительно собиралась домой, но ей захотелось взять с собой какую-то игрушку, с которой не желал расставаться ее друг. Дети банально подрались, таща эту игрушку каждый к себе, мальчик не рассчитал силы и дернул что есть мочи, девочка потеряла равновесие и шлепнулась в угол, ударившись виском о большую металлическую пожарную машину, игрушечную, естественно.
Когда на дикий вопль парня в детскую прибежала мама, девочка была уже мертва. «Скорую» вызвать она побоялась, сидела, крепко прижав к себе сына, до прихода мужа. Папа-врач подтвердил, что девочку уже не спасти. Сказать обо всем ее родителям? Признать, что их сын убил девочку? Отдать сына в милицию, в какое-нибудь спецучреждение, что ему там еще грозит, они точно не знали. Да и не хотели знать.
В большой сумке они вынесли тело девочки к машине, врач отвез его за город и сбросил в болото. Посмотрел, как над сумкой чавкнула трясина, и вернулся домой. Двумя часами позже он с женой, вместе со всем двором, активно участвовал в поисках девочки.
На уличной операции он бродил по болотистой равнине очень долго, пытаясь найти то самое место, все-таки пять лет прошло… Удивительно, но специалисты с третьей или четвертой попытки все-таки достали сумку, в которой оказалось довольно хорошо сохранившееся тело девочки. И погнутая, проржавевшая пожарная машина…
Вот так. Но это — исключительный случай. Зная «высокую» квалификацию современных следователей (старость, видимо, подкралась незаметно, поскольку я спокойно об этой поросли ни говорить, ни думать не могу), не сомневаюсь, что по закону подлости наиболее важную деталь они затопчут или потеряют, или выкинут.