Они вышли из космокорабля. Перед ними простиралась серая, как зола, тускло поблескивающая пустыня. В сухом небе раскосматилось седое солнце.
Гарри присвистнул:
— По крайней мере, от веселья мы здесь не умрем… Но, сближаясь с планетой, мы видели на экране облака, зеленые и синие пятна. Здесь должны быть леса и вода. Надо выбираться из пустыни!
— Как? — машинально вопросом на вопрос возразил Филипп и тут же пояснил: — Корабль не на ходу… Вездеход мы оставили на Четвертой космобазе, их вездеход сломался, но я был против…
— Как? Ногами, — нетерпеливо прервал его Гарри. — В корабле оставаться нельзя. Да и зачем? Мы у черта на куличках, помощь может не прийти и через несколько лет.
А Филипп мысленно взвешивал, что более рискованно: оставаться на корабле, который, перестав быть средством передвижения, может заменить отличный дом, или идти по безжизненной земле, пока не иссякнут силы и продовольствие. Но вопрос о продовольствии неизбежно встанет и в первом случае. Надо идти — это даст больший шанс выжить.
Они вернулись на корабль, чтобы вновь покинуть его — не навсегда ли? Гарри торопился: раньше выйдешь в дорогу — раньше дойдешь. Он собирал небольшого робота из специальных блоков, которые при необходимости могли работать самостоятельно.
Филипп переключил на экране несколько изображений планеты, зафиксированных компьютерной памятью во время приземления. На некоторых хорошо было видно, как в пустыню с северо-запада зеленым языком вторгается лес. Путь на северо-запад получался самым коротким выходом из песков. Приблизительные подсчеты показали, что длина перехода составит около 500 км. Что ж, может, они и дойдут…
Филипп включил систему малой связи. Сейчас, куда бы они не ушли, космокорабль на своих экранах будет фиксировать их путь и координаты. Если на позывные «SOS», посылаемые с корабля, придет все-таки помощь, она найдет их.
Наконец, приятели вышли в путь.
— Ну и приключеньице! — бодро начал Гарри. — Вернемся на Землю, расскажу Анне. Она умрет со страху… — он помолчал, видимо вспоминая девушку, и изменившимся голосом продолжил: — у меня вообще никого нет, кроме нее… да друзей. Мать долго болела. А отец… отец был художником. Наверное, плохим художником. Никто не покупал его картины. И все равно он нигде не хотел работать. Только рисовал. Как-то раз он ушел и… больше не пришел. Пропал… В тот день мне стало стыдно за него перед моими друзьями. Мы с отцом жили бедно. На пособие. А у приятелей отцы — космопилоты… Мне стало стыдно… и он пропал. Я ничего не говорил! И видеть меня в тот момент он не мог — а пропал. Так и не нашли, — на последних словах его голос совсем стерся.
Филиппа царапнуло глупое слово «приключеньице». «Вылезти бы живыми из этого «приключения», — подумал он, а вслух насмешливо сказал:
— Ну, ты-то не захотел быть художником? Ты не дурак.
— Не дурак, — с замкнувшимся лицом повторил Гарри.
Они шли в легких, но очень прочных костюмах. Тяжелые рюкзаки заставляли наклоняться вперед. Сухой ветер бестелесными лапами жарко оглаживал лица. Впереди ровно катился робот, напоминающий по форме краба. Он вел людей к воде и лесу. Он был готов предупредить их об опасности, в любой момент защитить, из атмосферного кислорода и водорода приготовить воду. В этой серой пустыне ценой роботу были две человеческие жизни.
Песок, тяжелый и словно живой, связывал шаг. Он двигался медленными волнами, лез из-под проваливающихся в него ступней. От солнца тек свинцовый зной, который мешался с жаром нагревшейся земли. Вокруг не было ни одной живой былинки.
— Еще не много, и я изжарюсь в этом костюме, как рыба в фольге! — воскликнул Гарри.
Он остановился, раздраженно сорвал с себя куртку и, оставшись в легкой рубашке, с трудом обвязал голову шейным платком. Филипп даже не замедлил шаг, и Гарри тяжело побежал, догоняя его.
День был мучительно долгим — сорок земных часов. Дважды за день они падали на горячий песок, сладостно раскидывая ноги и руки. Робот поил их прохладной водой, натягивал над ними низкий тент, а затем кружил вокруг, оберегая их выстраданный сон.
Когда солнце, налившись ядовито-красным цветом, свалилось за горизонт, оба вздохнули с облегчением: наконец-то их легкие, загнанно хватающие саднящий воздух, вдохнут прохладу.
В фиолетовом небе колюче засияли звезды. Песок быстро остывал, но еще стремительнее холодел воздух. Ветер многоструйной воздушной рекой слоил свои ледяные потоки, которые знобящими тисками охватывали людей, больно кололи лица тяжелыми песчинками.