Эдуард Анатольевич Хруцкий
Криминальная Москва
От автора
У каждого города есть своя история. Вернее, не одна, а целых две. Первая — это парадная. За нее Москве давали ордена и звания. О ней писали, снимали кино, показывали по телевизору.
Вторая — подпольная, следы которой обозначены в ежедневных милицейских сводках.
В своей книге я хочу рассказать о маленьких московских тайнах. О сыщиках и ворах, художниках и мошенниках, о людях, не нашедших себя в те годы, о которых я пишу.
В моих историях нет вымысла, в них живут реальные люди, показанные в реальных ситуациях.
Много лет я собирал материалы о криминальной Москве, но в те годы напечатать это было невозможно.
Пришло время — и они увидели свет.
Ну а как это получилось, судить вам, дорогие читатели.
Я приношу искреннюю благодарность моему другу Петру Спектору, подвигнувшему меня к написанию этой книги.
Глава 1 Сыщики и воры
Профессия Ивана Васильевича
Жаль, что большинство людей не ведет дневники. Память, конечно, инструмент прекрасный, но перенасыщенность информацией заслоняет многие яркие страницы прошлого.
Я тоже не хранил старые журналистские блокноты, в которые записывал, кроме всякой ежедневной ерунды для газетной текучки, факты для будущих очерков.
А жаль.
Оговорюсь сразу, очерк об Иване Васильевиче Парфентьеве я в свое время написал. Было это в 1959 году.
Иван Васильевич надел очки, внимательно прочел мое сочинение.
— Интересно, — усмехнулся он, — как не про меня. Только, знаешь, не напечатают это.
— Да как же так, — удивился я, — напечатают.
Я тогда еще многого не понимал. Впервые был написан очерк о начальнике МУРа. Делал я его для журнала «Молодая гвардия».
В редакции очерк понравился, его запланировали в один из ближайших номеров. Но… Прошло некоторое время, и мне вернули рукопись.
— Почему? — взволновался я.
— Не волнуйся, — сказал мне главный редактор Виктор Полторацкий, — ты написал хорошо и интересно. Но есть другие соображения.
— Какие, Виктор Васильевич? Вы же говорите, что все это интересно.
Полторацкий посмотрел на меня печально.
— Запомни: кроме нашего умения, есть еще… — Он ткнул пальцем в потолок. — Я позвоню в журнал «Советская милиция», отнеси его туда.
Я так и сделал.
В милицейском журнале очерк провалялся дольше и был благополучно потерян.
Что интересно, через два года я познакомил Юлика Семенова с Парфентьевым. Вполне естественно, Юлиан немедленно попал под обаяние этого человека и написал о нем блистательный очерк для журнала «Москва».
Это сочинение разделило судьбу моего материала под названием «Комиссар».
А Иван Васильевич, хитро усмехаясь, сказал нам:
— Я же предупреждал.
Тогда я еще не знал, что в то былинное время ценился не профессионализм, а умение подлаживаться к партийному руководству города. А у Парфентьева это не очень получалось. Многие «наверху» считали его слишком прямолинейным и плохо управляемым.
Но давайте по порядку.
Надо сказать, что с 1933 года работа уголовного розыска для печати была засекречена.
И только в 1957 году на прилавки магазинов легла книга Аркадия Адамова «Дело „пестрых“.
Наверно, после знаменитого романа У.Коллинза «Лунный камень» в Москве не было такого ажиотажа. Это вообще был первый роман, где появилось слово «МУР».
Я работал тогда в газете «Московский комсомолец». Аркадий Адамов пришел к нам в редакцию и рассказал много интересного о работе МУРа. А через несколько месяцев были закончены съемки фильма «Дело „пестрых“.
Один из первых показов нового фильма состоялся в нашей редакции.
Аркадий Адамов привел к нам в гости Парфентьева.
Вот уж никак я не ожидал, что легендарный комиссар милиции окажется невысоким плотным человеком. Тем более что в фильме его играл весьма импозантный актер Владимир Кенигсон.
После просмотра, когда мы собрались в комнате, где у нас происходили редакционные совещания, главный редактор Миша Борисов сказал мне:
— Иди к Парфентьеву, договаривайся о материале.
— Иван Васильевич, — протиснулся я к начальнику МУРа, — мы бы хотели написать о вашей службе.
— Хорошее дело, — прищурился Парфентьев, — получи разрешение и приходи. Я тебе помогу.
Это сейчас можно сравнительно легко попасть на Петровку, а тогда…
В общем, через три месяца я все же прорвался в МУР. Парфентьев принял меня сразу. Войдя в кабинет, я несколько растерялся.
За столом сидел Парфентьев в синей с серебряными погонами форме комиссара милиции и чинил зажигалку.
Он кивнул мне, чтобы я сел, и продолжал вставлять в латунный корпус длинную, гибкую пружину.
Она все время выскакивала и вырывалась у него из рук. Наконец ему удалось поставить ее на место, он отложил зажигалку, встал и протянул мне руку:
— Пробился все-таки. Молодец, — одобрительно сказал он. — Знаешь что, ты у нас походи, с ребятами познакомься, приглядись. Ко мне можешь приходить в любое время.
Меня сначала отправили в отдел, занимающийся борьбой с мошенниками, к молодому оперу Эдику Айрапетову.
Материал для первой публикации я собирал скрупулезно и тщательно. Кочевал со своим блокнотом из отдела в отдел, записывая занимательные истории, ездил с оперативниками на обыски и задержания.
Собрав полный блокнот историй, я пошел к Парфентьеву.
— Ну, ты еще не сбежал? — засмеялся он. — Насобирал кошмарных историй? Ты наших ребят меньше слушай, они столько знают, что вполне на целое собрание сочинений наговорить смогут. Ты пока все эти ужасы забудь, сейчас очень важна профилактика преступлений. Предотвращение противоправных действий — наша важнейшая задача. Вытащить человека из дерьма гораздо легче, чем ловить его потом.
Это предложение мне явно не понравилось. Писать о каких-то душеспасительных беседах, в то время как сыщики ловят матерых уголовников.
Но чем больше я разговаривал с оперативниками, которые занимались профилактикой, тем интересней было работать.
Меня знакомили с подопечными, позволяли встречаться с ними и разговаривать.
Так за короткое время я узнал о нескольких трагических судьбах.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев как раз в те далекие времена встретился на своей крымской даче с писавшим ему письма раскаявшимся уголовником.
Я не знаю, как сложилась жизнь собеседника Хрущева, но профилактическая работа стала чудовищно модной.
Опять заговорили о перековке, о новых социалистических методах воспитания.
Но тогда, в МУРе, я еще этого не знал и заинтересованно выслушивал истории бывших воров и налетчиков.
Когда у меня скопился материал, я пришел к Парфентьеву.
Время было позднее. Иван Васильевич налил мне стакан крепчайшего чая, достал бутерброды, завернутые в жирную бумагу.
— Ешь. Бутерброды с домашними котлетами, очень вкусные.
Мы пили чай, и я рассказывал ему о своих встречах с «завязавшими» уголовниками.
— Ты не очень-то увлекайся их рассказами. Запомни: уголовники и шлюхи наврут такое, что вашему брату журналисту самому не придумать. Ты вот три истории рассказал. Гаврилова, домушника, я хорошо знаю. Этот вполне завязать может. А остальные… Знаешь поговорку: «жид крещеный, конь леченый, вор прощеный…»
Комиссар так и не успел договорить. Дверь кабинета раскрылась, и влетел Эдик Айрапетов.
— Иван Васильевич! На Трубной в квартире троих завалили.
— Еду.
Парфентьев открыл ящик стола, вынул пистолет в кобуре без крышки, приладил ее на ремень.
— Ну, чего сидишь? Хотел увидеть кошмарную историю, вот она и случилась. Поехали.
В переулке на Трубной мы вошли в приземистый двухэтажный дом. У подъезда стояла «скорая» и несколько оперативных машин.
На ступеньках сидели младший лейтенант и огромная овчарка.
— Ну что? — спросил его Парфентьев.
— Довела до трамвайной остановки, там след поте ряла, товарищ комиссар.