– А как вы считаете, что могло повлиять на Дубовицкого? Или кто мог повлиять? – спросила я.
– Абсолютно не представляю, – Владимирцев развел руками. – О его делах я совершенно ничего не знал.
– Ну, а вы пытались найти с ним общий язык? – спросила я.
– Сначала, да. Я делал такие попытки. Но потом, когда понял, что это бесполезно, просто махнул рукой.
– А вы можете привести конкретные примеры? Ну, каким образом Дубовицкий нарушал ваши творческие планы?
– Ну вот, смотрите, Татьяна Александровна, – начал Владимирцев. – Такой конкретный пример. Не так давно на художественном совете театра было решено включить в план работы оперетту Дмитрия Шостаковича «Москва, Черемушки». Кроме того, я предложил также и его же «Светлый ручей», а также еще одну оперетту Исаака Дунаевского – «Белая акация». Я считаю, что эти произведения советских композиторов совершенно незаслуженно забыты. Наш театр сосредоточился преимущественно на зарубежных образцах этого жанра. Но ведь это неправильно. Почему предпочтение отдается «Сильве» Кальмана? Или же «Летучей мыши» Штрауса? Понятно, что эти оперетты являются классикой жанра. Но, на мой взгляд, зрителя необходимо знакомить и с отечественной опереттой. Так вот, Дубовицкий был категорически против моего предложения. Правда, позже, после неоднократных возвращений к вопросу репертуара директору пришлось уступить. Меня все же поддержал художественный совет. В репертуар включили оперетту Шостаковича «Москва, Черемушки». Но в действительности на этапе включения в репертуар все застопорилось. Мы так и не приступили к репетициям. Я неоднократно обращался к Дубовицкому с этим вопросом. Но дело с мертвой точки так и не сдвинулось.
– Вы хотите сказать, что директор никак не отреагировал? – спросила я.
– Ну как сказать… формально были придирки к оформлению необходимых документов. Хотя в их оформлении ошибки допущены не были. Смету директор сократил более чем наполовину.
– Может быть, затраты на постановку оперетты были слишком большие? – предположила я.
– На этот довод я внес свое предложение. В частности, я предложил сэкономить на декорациях, то есть оставить самый минимум. Потом еще можно было воспользоваться реквизитом из других спектаклей. Но…
– Стало быть, ваши доводы не были приняты во внимание? – резюмировала я.
– Татьяна Александровна, репетиции начались. Однако без объяснения причины Дубовицкий пригласил режиссера из другого города и изменил состав актеров. Режиссер этот был известен своими, гм… несколько скандальными трактовками известных спектаклей. А что касается произведения Шостаковича, то… боюсь, что его интерпретация не выдержала бы даже генерального прогона.
– И каков же итог всей этой истории? – спросила я.
– В итоге репетиции были отменены. У меня был еще один проект, который бы я хотел воплотить в жизнь. Я предложил Дубовицкому открыть на базе нашего театра музыкальную студию для детей. Я даже подготовил расчеты по этому проекту.
– Но директор снова отверг их? – предположила я.
– Да, представьте себе. Даже несмотря на то что этот проект, если бы он был претворен в жизнь, позволил бы заработать немалые деньги. Странно, однако…
– Что странно? – не поняла я.
– Мне показалось это странным. Потому что Владислав Григорьевич был буквально помешан на деньгах и пытался заработать их на всем, – объяснил Владимирцев. – Если какой-то спектакль пользовался успехом у публики, то Владислав Григорьевич жестко настаивал на том, чтобы увеличить количество спектаклей в ущерб остальному репертуару. Что же касается финансов… финансы в театре были. Возможно, это была помощь от меценатов-бизнесменов, возможно, какой-то иной источник. Я предполагаю, что у Дубовицкого были свои собственные взгляды и планы на дальнейшее развитие театра и его функционирование.
– Но вас он не ставил в известность относительно этого? – спросила я.