Эта деревня была похожа на сотню таких же искалеченных войной селений: на месте дорог, тропинок и улиц - девственно белые снежные равнины; поваленные навзничь изгороди; запущенные, поросшие неопрятной высокой травой огороды; остовы сгоревших домов с обугленными квадратами печей, из них нелепо торчат покосившиеся трубы.
Дом, который он облюбовал, стоял в самом центре деревни. В лучшие времена это было красивое строение из силикатного кирпича. Похоже, здесь жил староста или председатель - простые люди жили в деревянных хибарах. Каменная часть дома выгорела полностью, но деревянная пристройка, как это ни странно, осталась практически целой, даже стёкла на единственном окне были почти целыми.
Сначала Файшер внимательно исследовал сугробы (жизнь научила его быть осторожным) - никаких следов ни человеческих, ни звериных, видно не было. Снег закончился три дня назад. Это значило, что как минимум, несколько суток к дому никто не подходил.
Соломон, спрятавшись за двумя близко растущими соснами, обозрел окрестности, чутко прислушиваясь к звукам. Он старался уловить любые, даже самые тихие.
Где-то за деревней, в лесу, каркала одинокая ворона. Она хлопала крыльями и сбрасывала снег с дерева. В полной тишине казалось, будто даже отсюда слышно, как ледяная крупа с мягким хрустальным звуком ударяется об твёрдую корку наста. Файшер даже помотал головой, отгоняя наваждение, а потом неверными шагами направился в сторону будущего пристанища.
На самом же деле, чтобы убедиться, что тут точно никого нет, нужно было пару часов подождать, издали понаблюдать за деревней, но сил на это уже не оставалось.
Оставляя за собой цепочку неопрятных глубоких следов, он добрался до крыльца, поднялся на высокое крыльцо, двумя руками схватился за вычурную медную ручку двери и с усилием потянул на её себя.
Раздавшийся скрип заставил Соломона пригнуться и испуганно замереть. Несколько минут он провёл в довольно неудобной позе, потом с облегчением разогнулся и даже нашёл в себе силы несмело хмыкнуть. Уж если после такого вселенского скрежета сюда никто не примчался, можно быть уверенным, что деревня пуста.
(Ну, если не вся деревня, то несколько ближайших домов – это уж точно)
Перед Соломоном оказалось маленькое помещение, захламлённое хозяйственными мелочами – тут были веники, тазы, черенки от лопат, старые матрацы, какие-то кастрюльки - в общем, всего понемногу, как в любом доме, где жили не первым поколением.
Вдоль одной стены стояла большая скамья, а другую закрывали самодельные полки. В полутьме таинственно поблёскивали аккуратно расставленные затейливые металлические штуковины. Наверное, это были запчасти от каких-нибудь плугов и всяких сельскохозяйственных приспособлений.
Хотя крыша пристройки наполовину сгорела, воздух здесь всё ещё был затхлым, и сильно пахло горелыми тряпками.
«У русских это вроде бы называется «сье-ни», - мелькнуло в голове.
Файшер прикрыл за собой дверь и потёр руки. Тут было не теплее, чем на улице, но хотя бы не дул пронизывающий ветер и в лицо не били иглы снега.
А главное, тут лежало тряпьё, в которое можно было закутаться и хоть немного согреться.
- Будем обживаться, - сказал Соломон, и от звуков своего голоса почувствовал воодушевление.
Дверь он решил не открывать, чтобы не намело позёмки, и в полутьме принялся наводить некое подобие порядка. Сначала нужно было освободить место около дальней стены, затем положить туда матрац поновее и после этого, собрав более-менее чистое тряпьё, постелить его на образовавшееся ложе.
Глаза привыкли к полумраку – и работать стало повеселее. Соломон перенёс в угол один матрац, под ним обнаружился второй, ниже – ещё один.
Это был целый Клондайк – из этих матрацев можно было соорудить надёжное пристанище ни на один день и даже ни на два – как минимум, на пару недель. Ещё бы боевые действия не продвигались именно в эту сторону, было бы совсем хорошо.
Неожиданно из дальнего угла комнаты донёсся слабый звук. Соломон застыл в неудобной позе, наклонил голову, прислушиваясь.