— Что я могу сказать, Кичатов? — посмотрел на меня следователь сквозь очки. Неестественно большие глаза, увеличенные сильными линзами, казалось, глядели осуждающе и недобро. У меня похолодело внутри. — Дело по факту смерти Дмитрия Герасимова прекращено.
Я сразу и не понял, хорошо это или плохо. И растерянно спросил:
— Ну а я как?
Следователь удивился:
— Никак.
— Что мне делать?
— Работайте как прежде.
Мне хотелось расцеловать его. Я забыл о том, что проторчал в прокуратуре столько времени, чтобы услышать одну-единственную фразу, которая, как гору с плеч, сняла с меня переживания и волнения последних нескольких недель. И этот сухой человек показался мне в ту минуту самым приветливым, самым симпатичным из всех людей…
Не помня себя от радости, я выскочил из прокуратуры и первым делом бросился в РОВД. Мне не терпелось поделиться новостью со своими, и прежде всего, конечно, с майором Мягкеньким.
Но он уже все знал. И огорошил — на меня поступила жалоба, анонимка. Хоть и говорят, что анонимки проверять не надо, но все же на всякий случай почему-то проверяют.
По анонимке выходило, во-первых, что я веду себя несолидно, «дискредитирую мундир и звание. Гоняю в одних трусах с колхозными пацанами» (это о моем участии в соревновании по футболу), «распеваю по вечерам под гитару полублатные песни» (выступление в клубе), «учу ребят драться» (кружок самбо).
Все это чушь, и меня не трогало. О чем я и сказал майору. Задело то, что анонимщик просил «серьезно и вдумчиво разобраться и пересмотреть дело о смерти Дмитрия Герасимова».
— Кто так на тебя зол? — спросил Мягкенький.
— Не знаю, — ответил я, хотя и догадывался: Сычов.
И Ксения Филипповна говорила, что он болтает много лишнего.
Свидетелем этой картины я оказался случайно. Нассонов ходил по своему кабинету, размахивал правой рукой, словно рубил на полном скаку шашкой.
— Мне сцены из спектакля показывать нечего! Если бы в колхозе нашлась хоть одна душа, которую слушался бы Маркиз, я послал бы тебя знаешь куда!
В чуть приоткрытую дверь виднелся профиль Ларисы.
— То из кожи лезла — дай ей коня! Дали самого лучшего! Ты его объездила. Спору нет — заслуга твоя. Чуть не на коленях просила допустить к скачкам. Допустили. Заявили тебя в заезде. Растрезвонили на весь район. И на тебе — не хочешь выступать! Какая тебя муха укусила?
— Не могу… — Девушка еще ниже склонила голову. — Кто-то ведь может вместо меня…
— Маркиз никого не подпускает к себе и на сто метров! А! Нет у меня времени уговаривать! Не поедешь — дело твое. Все! Иди!
Лариса вышла из кабинета и, не глядя на меня и секретаршу, быстро прошла в приемную.
А вечером они сидели с Чавой на пустой скамейке возле остановки автобуса. Мне показалось, что беседа их была печальна. И как будто Лариса плакала…
Мне стало жаль Ларису.
Весь следующий день, всю ту памятную субботу, я искал повод забежать в библиотеку.
Повод, кажется, нашелся. Спасителем моим оказался Коля Катаев.
Недалеко от хутора Крученого, на небольшом бугре, находилась могила с грубо отлитым цементным обелиском. Под ним покоились останки советских воинов, погибших в войну. Коля, Лариса и другие комсомольцы колхоза решили организовать поиск героев, узнать их имена.
Я предложил вовлечь в это мероприятие моего подопечного Славу Крайнова. Вот об этом и надо было поговорить с Ларисой.
Коля, конечно, ничего не знал о том, что произошло вчера между Чавой и Ларисой.
— Завтра скачешь? — спросил он у Ларисы.
Она резко ответила:
— Ну что пристали? Почему это всех так интересует?
— Ты не кипятись, — успокоил ее Коля. — А интересует потому, что честь колхоза.
— Как будто на мне свет клином сошелся. Честь колхоза! А может, я чувствую, что провалюсь? — Лариса осеклась. Наверное, поняла, что так нельзя было говорить Катаеву, человеку мягкому и доброму.
Но Коля не обиделся.
— Держись, казак, атаманом будешь! — со смехом сказал он. — А мы к тебе, ежели по-честному, зашли поговорить о другом.
— Некогда, ребята, спешу, — сказала Лариса.
— Тогда извини, зайдем в другой раз. — Коля театрально склонил голову.
— Честное слово! На конеферму надо.
— Все-таки скачешь? — подмигнул Катаев.
— Придется, — вздохнула Лариса.
— Может, подвезти? — неуверенно предложил я. — Мне как раз в ту сторону.
— Хорошо, — согласилась она, тряхнув головой.