Виталий повесил трубку и посмотрел на насторожившегося Ткачука.
— Мне бы вернуться! — вздохнул Ткачук раскаянно.
Он, видно, уловил, что дела его каким-то неведомым образом повернулись весьма плохо, и на всякий случай решил манеру поведения изменить. Сейчас он уже казался тихим, скромным и простодушным.
— Чтобы вернуться, надо оглянуться, — сказал Лосев. — Вот и оглянемся давай. На дела совсем недавних дней. Дней десять назад был в Москве?
— Был. Что, уж и приехать нельзя?
— К тётке приехал?
— Ну… к тётке, — неуверенно согласился Ткачук.
— Где же она живёт, твоя тётка?
— Вы что, к ней пойдёте? Не надо.
— Надо же проверить, жил ты у неё или нет, — сказал Виталий. — Всё придётся проверить, Олежек, каждое твоё слово, учти это.
— Раз так, пишите, — вдруг перейдя на «вы», покорно согласился Ткачук.
Он начал было диктовать адрес, но Виталий придвинул к нему лист бумаги.
— Так не пойдёт. Пиши сам, — и протянул шариковую ручку.
— Пожалуйста.
Ткачук удобнее устроился у стола и примялся писать. Когда он кончил, Виталий внимательно прочёл написанное и спрятал бумагу в ящик стола.
— А теперь скажи, — снова обратился он к Ткачуку. — Знаешь, что такое криминалистическое исследование почерка?
— Ну, знаю. А что?
— А то, что мы теперь твой почерк сравним с почерком в одной записке. Там один прохвост написал: «Извините, ошиблись адресом. Бедно живёте». Не помнишь такой записки?
— Эх! — сокрушённо вздохнул Ткачук. — А вы, чего доброго, и в самом деле докажете, что я её написал. Выходит, поймал ты меня с этим адресом?
— Нет, — покачал головой Виталий. — Я просто дело ускорил. Неужто, ты думаешь, мы бы без этого не достали образец твоего почерка? Только лишнее время бы ушло. И ты бы ждал, и мы. А так к вечеру всё будет ясно. А то и сейчас. Ты записку писал?
— Я, — снова горестно вздохнул Ткачук. — Куда денешься? Наука есть наука. И зачем только я, дурак, её написал!
— Ну а как же ты всё-таки адрес-то перепутал?
— А я не путал.
— Кто ж тогда путал?
— Кто? Директор.
Ткачук сказал это и сам испугался сказанного. На этот раз вполне искренно испугался и как-то затравленно посмотрел на Виталия.
— Ты думаешь, что говоришь? — медленно и серьёзно спросил Виталий.
— А я ничего не знаю! — неожиданно закричал Ткачук. — Не знаю, понял?!
Виталий успокаивающе махнул рукой.
— Ладно, ладно. Ты лучше успокойся. Телеграмму Директору ты давал или нет? Мы ведь её всё равно найдём. Это же нетрудно, учти.
— Давал, — безнадёжным тоном ответил Ткачук и попросил: — Ещё сигареткой угостишь? Всё забыл, веришь?
— Кури. — Виталий придвинул через стол сигареты. — Значит, телеграмму ты дал. Мы её в любом случае к делу приобщить должны будем.
— Откуда ты про телеграмму-то знаешь? — хмуро спросил Ткачук, выуживая грязными пальцами сигарету, из пачки.
— Вообще-то отвечать на твой вопрос не положено, — сказал Виталий, тоже закуривая. — Но так и быть, скажу. Директор даёт на тебя показания, сейчас, вот что. Гражданин Заморин Семён Михайлович лично. Откуда же мне ещё знать?
— Ну, всё тогда, — совсем уже уныло вздохнул Ткачук.
— Нет, милый друг, ещё не всё. — Виталий покачал головой. — Ещё кое-что надо нам с тобой выяснить. Откуда у тебя взялся тот адрес? Тётка, что ли, дала?
— Ты что, очумел? — Ткачук даже опешил от неожиданности.
— Вот-вот. Кто ж тогда дал его тебе?
— Да парень один. Выпили мы с ним. Ну, он и говорит: «Был бы ты деловым мужиком, миллион бы мы с тобой заработали, не меньше. На гаде одном».
— Ты с ним где познакомился, с парнем этим?
— Да в парке.
— В парке? — насторожился Виталий, и какая-то смутная догадка вдруг зашевелилась у него в голове. — Значит, в парке, говоришь?
— Ага.
— А где именно, помнишь?
— Здоровенные аттракционы там стоят. Глаз не оторвёшь.