Однако на этот раз, возможно, в связи с малоприятной обстановкой, в которую он попал, и ещё менее приятным, кажется, поводом для такой встречи, Левицкий был заметно взвинчен и даже чуточку, самую малость, напуган. Впрочем, это можно было угадать только по его глазам. На лице сияла самая дружеская улыбка, и движения, когда он вошёл в комнату, были свободны и даже несколько развязны.
— Приветствую вас, дорогие товарищи, — произнёс он, глядя на Лосева и Албаняна прямо-таки с братской, хотя и несколько снисходительной, нежностью. — Чем могу быть полезен героям с Петровки, тридцать восемь? — Он посмотрел на свои необыкновенные часы и небрежно осведомился: — Надеюсь, за час управимся? Сегодня генеральная во МХАТе. Кстати, не желаете ли посмотреть? Прелестная вещица. Героиня там бесподобна.
Он был, однако, слишком суетлив, эта суетливость выдавала его состояние.
— Постараемся управиться побыстрее, — охотно откликнулся Лосев. — Многое будет зависеть от вас самого, Вадим Александрович. Присаживайтесь.
— О, за меня не беспокойтесь, не беспокойтесь, — замахал обеими руками Левицкий, опускаясь на стул и свободно закидывая ногу на ногу. — Сделаю всё возможное. А что, — голос его чуть заметно дрогнул, — предстоит серьёзный разговор?
— Как всегда у нас, — ответил Лосев миролюбиво. — Но сначала разрешите представиться. Инспектор уголовного розыска Лосев. А это — старший инспектор управления БХСС Албанян.
— Очень, очень приятно, — ослепительно улыбнулся Левицкий и даже сделал движение, намереваясь протянуть руку, но вовремя сообразил, точнее, почувствовал неуместность этого жеста и добавил: — Рад встретить столь симпатичных и интеллигентных людей. Очень похожи на идеальных литературных героев, — засмеялся Левицкий. — Вообще-то, — он снисходительно улыбнулся, — я привык встречаться здесь на более высоком уровне. И не только здесь, разумеется, но и в домашней обстановке. Скажем, с генералом… — Он с дружеской небрежностью назвал фамилию одного из руководителей главного управления. — Но ничего, ничего. Давайте, друзья мои, приступим к делу. Советская милиция своей почётной, трудной, иной раз опасной работой заслужила уважение и любовь советских людей-тружеников. Я даже писал однажды об этом в газете. Минуточку! Я, кажется, случайно захватил вырезку. Да, конечно!
Он похлопал зачем-то себя по карманам, как бы создавая эдакую напряжённую паузу, затем точным и эффектным движением вынул из внутреннего кармана пиджака заготовленную заранее газетную вырезку и протянул её Лосеву.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал тот, принимая статью, — мы с нею, конечно, ознакомимся. А пока, если не возражаете, мы действительно приступим к делу.
— Ради бога, — прижал руку к груди Левицкий. — Что вас интересует?
— Нас интересует коллектив, — сказал Виталий, — который вы, Вадим Александрович, возглавляете.
— Временно.
— То есть как временно? — удивился Виталий.
— Я — человек театра, друзья мои, — патетически провозгласил Левицкий. — Я вышел из него и вернусь туда. Меня там ждут.
— С театром, кажется, связана, и ваша судимость? — осведомился Эдик.
— О, это величайшее недоразумение. Величайшее, — горестно покачал головой Левицкий. — Если угодно, спросите моих друзей… — Он назвал нескольких известнейших актёров, прибавляя к фамилиям уменьшительные имена и тем как бы подчёркивая свою близость к этим людям. — Они вам скажут, как было дело. Фемида на этот раз совершила ошибку. Напрасно ей завязали глаза, ах, как напрасно!
— Ей дана повязка на глаза во имя беспристрастия, — возразил Лосев.
— Возможно, возможно, — снисходительно согласился Левицкий.
— Так вот, вернёмся к вашему коллективу, — сказал Виталий. — Три человека у вас арестовано за хулиганство и драки. Это Коротков, Сёмкин…