— Четвертый сын его величества, принц Август Вильгельм, с 1932 года был в СА и являлся, таким образом, ветераном движения. Уже одно это было достаточной причиной для установления отношений между новым рейхом и старым императорским домом. Однако, возможно, предполагалось также, что позже, после смерти господина фельдмаршала фон Гинденбурга, кресло рейхс-президента будет предоставлено одному из Гогенцоллернов.
Карлуччи все это показалось слишком сложным. Кроме того, его больше интересовали бриллианты Фердинанда, чем политические комбинации и исторические воспоминания об отношениях нацистов к Гогенцоллернам.
— Ну ладно, оставим это, — прервал он довольно невежливо реферат Фердинанда. — Расскажите мне лучше, как ваша мать стала обладательницей бриллиантов Вильгельма. И где она находится в настоящее время?
Раздосадованный столь грубым вмешательством в излюбленную тему, Фердинанд ответил:
— Драгоценности принадлежат ей. Его Императорское величество подарили их матери. Кроме того, в качестве здравствующей поныне супруги она и без того является распорядительницей фамильного достояния.
— А где теперь ваша мать? — снова прервал Карлуччи экскурс Фердинанда в семейную историю.
Фердинанд скорбно скривил тонкогубый рот.
— У русских, — сказал он с таким страданием, будто испытывал физическую боль.
Сонное выражение на лице Карлуччи сразу исчезло.
— У русских? В Сибири, или что вы имеете в виду?
Тут Фердинанд сдавленным голосом рассказал ему историю "хождения по мукам" своей матери, вдовствующей императрицы Гермины. После смерти Вильгельма Второго она уехала из Доорна и возвратилась в замок Саабор в Верхней Силезии, который принадлежал ее первому мужу. В 1945 году, когда с победой Красной Армии в Польше началась национализация феодальных владений, она бежала в Германию и наконец осела во Франкфурте-на-Одере.
Покачивая головой, но уже со значительно большим интересом выслушал Карлуччи эту часть истории.
— Так что, теперь она живет в русской оккупационной зоне? У нее там не отобрали драгоценности?
— Пока нет, однако никогда не знаешь, чем все может кончиться. Если коммунисты узнают, какие ценности она хранит в своей убогой квартирке, недолго ей придется оставаться владелицей бриллиантов. Поэтому я стремлюсь переправить драгоценности сюда.
Тут уж Карлуччи по-настоящему навострил уши.
— Стало быть, Каролат, у вас есть связь с матерью? Вы ее уже навещали?
— Нет, туда я, конечно, не ездил. Это было бы слишком опасно для меня. Но у меня есть знакомая, которая часто ездит во Франкфурт. Так, с рюкзаком картошки под видом мешочницы — благо их теперь много, не привлекая к себе поэтому особого внимания. Через нее и поддерживаю связь с матерью.
Погруженный в свои мысли, Карлуччи взял в руку колье, которое все еще лежало на его письменном столе.
— Значит, она привезла вам это колье?
Пасынок кайзера кивнул в ответ:
— Да, его мне прислала моя мать. Я должен его продать, а на вырученные деньги приобрести где-нибудь в Германии, по возможности в Баварии, земельный участок.
Американский офицер задумчиво закивал головой. Постепенно ему стал ясен стратегический замысел вдовствующей императрицы. Недвижимость в то время в Германии, когда не были еще удовлетворены самые примитивные жизненные потребности, можно было купить буквально за хлеб с маслом. Земельные участки сбывались зачастую по цене гораздо ниже довоенной, и по сравнению с астрономическими ценами на продукты питания она выглядела смехотворной. Бриллианты же шли по предельно высоким ценам. Тысячи офицеров и солдат американских оккупационных войск сколотили на спекуляции сигаретами и продуктами весьма приличные состояния. Однако рейхсмарки для них не имели никакой ценности, поскольку они не могли перевести их в Штаты; так же мало значила для них и покупка земельных участков. Бриллианты же, золото и прочие драгоценности, напротив, ценились американцами и легче всего переправлялись за океан.
Большой спрос на бриллианты находил отражение и в цене. Один карат стоил в 1947 году на черном рынке почти в пятьдесят раз дороже, чем до войны. Квадратный метр земли, даже усадьба или поврежденный войной дом не стоили и десятой части того, что можно было бы за них запросить и получить в нормальных условиях. Одним словом, тот, кто продавал теперь бриллианты и вкладывал вырученные средства в недвижимость, делал с точки зрения дальней перспективы лучший бизнес из всех возможных в то время.
Рэй Карлуччи нервно крутил колье между тонкими холеными пальцами с ухоженными ногтями и считал отдельные звенья цепочки. Двадцать два оправленных в платину бриллианта редкой красоты, меньший весом примерно два карата, больший — от восьми до десяти карат. В уме он подсчитывал фантастическую стоимость украшения, которую оно имело в это смутное время. "Двадцать два камня общим весом не менее 100 карат — это дает при цене на черном рынке примерно пятьдесят тысяч за карат сумму в пять миллионов рейхсмарок", — подвел итог Карлуччи. Он быстро спросил пасынка кайзера: