"Изменение в завещание было внесено под воздействием наркотиков", сообщила инспектору медсестра Энн Мэйсон-Эллис. В свое время она ухаживала за вдовой Морелл и показала, что по распоряжению доктора Адамса сделала пациентке семьдесят семь инъекций морфия и героина за последние пять дней ее жизни. Это подтвердила и медсестра Кэролин Рэнделл, которая тогда тоже была в составе обслуживающего вдову Морелл персонала. С ее слов Хэннэм занес в протокол, что инъекции наркотиков производились исключительно по указанию доктора Адамса. Он был единственным, кто имел ключ к шкафчику, где миссис Морелл хранила свои лекарства.
Самые важные показания Хэннэм получил от старшей медсестры Хелен Стронэк, которая присматривала за больной в ночь ее смерти. Она готова была под присягой подтвердить, что доктор Адамс дважды ночью посещал вдову и оба раза собственноручно вводил ей пять кубических сантиметров паральдегида. "Абсолютно смертельная доза", — пояснила старшая медсестра.
Сержант Хьюит, заместитель Хэннэма, разузнал о еще двух крайне подозрительных обстоятельствах. Во-первых, по настоянию Адамса тело умершей не предали земле, как распорядилась ее семья, а кремировали. К тому же пепел был развеян над морем. Во-вторых, доктор при оформлении документов на кремирование на анкетный вопрос, получает ли лечащий врач что-нибудь по завещанию, ответил отрицательно, то есть обманул.
Казалось, неоспоримых доказательств вины Адамса хватало, однако Хэннэму этого было мало. Он вернулся на один день в Лондон, чтобы заручиться поддержкой медэкспертов. На Харли-стрит, где работали самые престижные и дорогие лондонские врачи, он нанес визиты двум специалистам по наркотикам доктору Даутуэйту и доктору Эшби — и ознакомил их с запротоколированными показаниями медицинских сестер. Оба врача в один голос заявили, что назначение за столь короткий срок такого количества морфия и героина, не говоря уже о введении в роковую ночь десяти кубических сантиметров паральдегида, можно объяснить только одним: доктор Адамс хотел убить больную!
Тем не менее Хэннэм все еще не решался задерживать Адамса. Он готовил этот последний шаг с особой тщательностью. Видимо, надеясь обнаружить дополнительные доказательства, он попросил у мирового судьи разрешение на обыск — и 24 ноября в сопровождении сержанта Хьюита и инспектора Пью отправился в дом доктора Адамса.
Тот без всякого сопротивления позволил провести обыск. Когда в ящике письменного стола нашли нотариальный акт о вскрытии завещания, из которого следовало, что одна из умерших пациенток, выражая свою последнюю волю, оставила ему несколько тысяч фунтов стерлингов, Адамс даже признался, что за тридцать пять лет работы получил в наследство от пятнадцати других пациенток не меньше 165000 фунтов. Он пояснил Хэннэму, что подобные акты дарения в Англии вовсе не являются чем-то необычным и свидетельствуют лишь о хорошем тоне представителей высшего общества.
Хэннэм попробовал поймать Адамса на каверзном вопросе: "А почему же тогда при кремации вы отрицали факт получения такого наследства?"
Но тот, не раздумывая ни секунды, ответил: "Потому что я не хотел обидеть родственников покойной. Если бы они узнали, что домашний врач имел какую-то часть от наследства, это, возможно, было бы им неприятно. Только поэтому!"
Через два дня после обыска Адамсу пришлось объясняться с мировым судьей, правда, по иному поводу: расследование выявило среди прочего ряд нарушений закона, которые хотя и рассматривались обыкновенно как проступки профессионального свойства, но требовали надлежащего осуждения, коль скоро о них становилось известно. Речь шла о необоснованном назначении лекарственных препаратов и небрежном оформлении историй болезни.
Но и после этого разбирательства Джон Адамс остался на свободе; ему пришлось только внести залог и расстаться с заграничным паспортом. Затем его оставили в покое до 19 декабря, на целые три недели, которые понадобились Хэннэму, чтобы собрать дополнительный обвинительный материал.
В этот холодный зимний день Адамс вернулся после домашних визитов. Едва он запарковал перед домом черно-серый "люкс-МГ" и исчез за тяжелой входной дверью, как на Тринити Триз свернул невзрачный "остин" и тоже остановился перед домом № 6. Из машины вышли Хэннэм, Хьюит и Пью. На этот раз в кармане у Хэннэма был ордер на арест.
— Вы обвиняетесь в убийстве, — сказал главный инспектор, приступая к неизбежным при аресте формальностям.