— В убийстве? — удивленно переспросил Адамс и тут же самоуверенно добавил: — Не думаю, что вы сможете это доказать.
За убийство в то время в Англии еще полагалась смертная казнь, но Адамса, казалось, это не пугало. Он совершенно спокойно распорядился, чтобы экономка уложила в маленький саквояж полотенце, мыло, зубную щетку и пасту, надел только что снятую шляпу и сделал рукой приглашающий жест, словно говоря: "Пожалуйста, можно идти".
Главному инспектору даже пришлось поторопиться с фразой о праве задержанного отказаться давать показания.
— Мистер, я должен обратить ваше внимание на то, что вы не обязаны давать каких-либо показаний. Если же вы их дадите, то они могут быть использованы против вас во время судебного разбирательства, — поспешно проговорил Хэннэм, понимая, что все это сейчас не к месту.
Доктор Адамс не сказал больше ни слова и, похоже, не собирался защищаться от выдвинутых против него обвинений. Хэннэм вынужден был еще раз выполнить предписанные законом формальности. Когда в полицейском управлении Истборна Адамса взяли под стражу, он вторично сообщил ему о причине ареста и добавил:
— Вы не хотите возразить против этих обвинений? Все, что вы скажете, будет зафиксировано в протоколе и может быть использовано в ходе судебного разбирательства.
Он произнес эту злополучную казенную фразу запинаясь, словно плохо подготовившийся школьник; она не помогла ему избавиться от чувства какой-то неловкости.
Адаме снял очки в никелированной оправе, слегка протер их и заявил:
— Думаю, что лучше всего мне вообще ничего не говорить.
Этой линии Джон Адамс с завидным упорством придерживался и дальше. Во время длительного предварительного следствия, которое, в соответствии с английским уголовным правом, предшествовало суду присяжных, он неизменно реагировал на все лишь любезной улыбкой. По существу же дела Адамс не сказал ни единого слова.
В эти дни старший инспектор Хэннэм купался в лучах славы. Газеты, которые, не дожидаясь начала процесса, принялись вкривь и вкось толковать это дело, превозносили Хэннэма как величайшего криминалиста века. Американская кинокомпания "Уорнер бразерс" прислала ему телеграмму с предложением сыграть роль главного инспектора в фильме "Убийца вдов", который там собирались снимать; коллеги в Скотланд-Ярде с завистью пожимали ему руку, поздравляя с предстоящим повышением. А уж когда из личной канцелярии ее величества королевы Елизаветы поступили сведения о высочайшем одобрении деятельности инспектора и просочились слухи о предстоящем пожаловании ему дворянского звания, тут даже у очерствевшего на службе Герберта Хэннэма навернулись на глаза слезы умиления.
Тем временем судьба "вдовьего" врача оказалась в руках никому не известного адвоката, которому по воле случая было поручено защищать доктора Адамса. Имя Джеффри Лоуренса еще не звучало на крупных судебных процессах, тем более не был он избалован вниманием прессы. Коллеги говорили о нем: "На скрипке он играет прекрасно, а на суде — из рук вон плохо". Предшествующая адвокатская деятельность Лоуренса ограничивалась в основном бракоразводными и мелкими гражданскими процессами. Порога зала суда присяжных он еще никогда не переступал. За то, что ему выпало защищать доктора Адамса, Лоуренс должен был благодарить безнадежное положение последнего. Сэр Хартли Шоукросс, который был одним из главных обвинителей на Нюрнбергском процессе, — что принесло ему широкую известность, — и которому Адамс предложил защищать себя за гонорар в десять тысяч фунтов стерлингов, отклонил это предложение, несмотря на царское вознаграждение, заметив при этом: "Безнадежное дело. Этому человеку виселица обеспечена. Это так же точно, как дважды два — четыре. К тому же я хорошо знаю инспектора Хэннэма".
Так и получилось, что Общество правовой защиты врачей, в котором состоял Адамс, поручило его защиту Лоуренсу, поскольку претензии последнего по поводу величины гонорара были минимальными.
19 марта 1957 года в зале заседаний № 1 старинного здания лондонского суда "Олд Бэйли" начался сенсационный процесс над доктором Адамсом. Жители Лондона, а вместе с ними и половина Англии, ждали этого события с таким нетерпением, которое обычно вызывает лишь финальный кубковый матч по футболу или регата в Хенлее. Лондонцы даже забыли об исчезновении из цирка удава и трех шимпанзе за три дня до начала процесса, хотя это событие и держало в напряжении весь город.
За день до судебного разбирательства доктора Адамса перевели в лондонскую тюрьму "Брикстон". Здесь он получил тюремный номер "7889", под которым на следующее утро его отправили в здание "Олд Бэйли", в камеру № 23. Камера представляла собой каменный мешок, облицованный кафелем, площадью 12 квадратных метров; из мебели в ней находились только деревянные столик и табуретка. Сидя на ней, Адамс должен был ожидать вызова.