Лоуренс провел также перекрестный допрос душеприказчика вдовы Согноу, который сообщил в свое время Хэннэму о том, что миссис Морелл изменила завещание в пользу доктора Адамса. Согноу вынужден был признать, что эти изменения касались не только Адамса: сестре Рэнделл тоже причиталось триста пятьдесят фунтов стерлингов.
Полностью же подорвать доверие к показаниям медсестер адвокату удалось при помощи следующего приема. После описанного заседания суда Лоуренс поручил частному детективу проследить за женщинами и попытаться подслушать, о чем они будут говорить. На следующий день он представил присяжным заседателям результаты этих "съемок скрытой камерой". Вызванный на свидетельское место детектив показал: "Три свидетельницы по дороге домой подробно обсуждали ход суда и договорились опровергнуть на следующем заседании тот факт, что наркотики хранились в выдвижном ящике стола".
Медсестры, опустив головы, признали справедливость этих слов. В результате их показания потеряли всякую ценность для судебного разбирательства и, в соответствии с британским законодательством, были вычеркнуты из протоколов.
Едва главный инспектор Хэннэм узнал о провале трех своих главных свидетелей, как очередь дошла до него. Со своей обычной, немного старомодной вежливостью защитник Лоуренс попросил его дать показания в качестве свидетеля. Уверенный в себе, с предупредительной улыбкой на лице, Хэннэм поднялся на свидетельское место и благосклонно оглядел переполненный зал.
Адвокат неспешно взял в руки лист бумаги со своими записями, а затем тихо спросил:
— Господин свидетель, я хотел, собственно говоря, задать вам только один вопрос. Не будете ли вы так любезны ответить на него?
Хэннэм был изумлен. Только один вопрос? Да у него были готовы ответы на сотню вопросов. Он хотел рассказать о своем расследовании, о трудностях, с которыми пришлось столкнуться, о деталях предварительного следствия. Поэтому он разочарованно проговорил:
— Пожалуйста, господин адвокат, спрашивайте.
Лоуренс вышел на шаг из-за своего стола, со скучающим видом посмотрел на потолок и спросил:
— Верно ли, господин свидетель, что вы сами добились разрешения на обыск в квартире обвиняемого у истборнского мирового судьи и сами с членом вашей комиссии по расследованию убийств производили обыск?
Занервничавший было главный инспектор облегченно вздохнул. Лоуренс задал вопрос, который его больше всего беспокоил и на который он поэтому мог ответить очень обстоятельно. Ведь именно во время обыска Адамс признался ему, что получил наследство от шестнадцати своих пациенток. Это обстоятельство имело чрезвычайно важное значение при мотивации обвинения.
Хэннэм, сидевший на зеленом кожаном кресле для свидетелей, оживился и, подавшись вперед, ответил:
— Разумеется, я сам произвел обыск. Это может подтвердить вам обвиняемый…
Защитник тут же поднял руку, давая понять, что не нуждается в этом дополнении.
Хэннэму стоило усилий сдержать себя. Ему хотелось рассказывать дальше о том, что произошло на вилле, но поскольку он выступал как свидетель, то должен был дожидаться следующего вопроса адвоката.
Однако Лоуренс больше никаких вопросов задавать не стал. Он поклонился председательствующему и Хэннэму:
— Я очень благодарен вам, господин свидетель. Это все, что мне хотелось узнать.
Хэннэм, судья, прокурор, присяжные заседатели и представители прессы — все в растерянности уставились на защитника, который тем временем вернулся на свое место с видом школьника, правильно ответившего на уроке. Он что, действительно больше ничего не хочет спросить — казалось, было написано на лицах у всех. Лоуренс приветливо глянул на публику и сделал Хэннэму знак, что тот может занять место в зале.
Инспектор в некотором замешательстве последовал этому указанию. Лоуренс поднялся и попросил у председателя разрешения сделать заявление.