Все это объясняет то рвение, с каким Валанкес продолжал почти безнадежные поиски местонахождения Галиндеса. Делал он это не только из-за беспокойства о своем единомышленнике. Валанкес питал себя иллюзией, что сможет в одиночку свалить ненавистного Трухильо и его коррумпированную клику, если ему удастся установить ответственность последнего за похищение Галиндеса и публично, со всеми подробностями, разоблачить его.
Итак, Валанкес повел собственное расследование, чтобы перед всем миром выставить диктатора как убийцу и мародера и вынудить его покинуть политическую сцену. С помощью Доминиканского революционного комитета он смог установить связь с одним человеком, который долгое время работал на острове Гаити специальным агентом пресловутой "Юнайтед фрут компани" и хорошо ориентировался в международной агентурной сети. Валанкес заплатил за выполнение своего поручения двадцать тысяч долларов, и, похоже, этот денежный вклад принес дивиденды: осенью Ансельмо Валанкес сообщил американской прессе, что готов раскрыть тайну сенсационного исчезновения Хесуса де Галиндеса. Он пригласил ведущих репортеров крупных изданий на пресс-конференцию в высококлассный нью-йоркский отель "Хилтон" — как это водится, когда хотят заинтересовать известных представителей газетного мира. Меры предосторожности накануне конференции заставляли вспомнить о мрачных временах разгула гангстеризма в Америке. Отель "Хилтон", особенно зал, в котором должна была состояться встреча с журналистами, заполнили специально нанятые на этот вечер охранники. Фотографирование и киносъемки были строго запрещены; при входе в зал всех тщательно, вплоть до нижнего белья, обыскивали — проверяли, нет ли оружия или запрятанного портативного магнитофона.
Человек, который занимался делом об исчезновении Хесуса де Галиндеса и теперь хотел рассказать о мотивах и тайных пружинах этого преступления, сидел в чем-то вроде будки из пуленепробиваемого стекла. Его имя хранилось в глубочайшей тайне. Валанкес, правда, представил его Майком Мортоном, но сразу же добавил, что, по соображениям личной безопасности, речь идет о псевдониме. Эффектным, под стать обстановке, было и выступление этого таинственного Майка Мортона.
Свое сообщение он начал в типичной для американских репортеров манере рубахи-парня: "Ребята, не называйте моей фамилии, не фотографируйте и не рисуйте меня. Если узнают, кто я такой — мне несдобровать. Последние месяцы я не спускал глаз с семейства Трухильо. Другие до меня это тоже делали. Многие из них уже погибли — были расстреляны, повешены, утоплены в море, взорваны, забиты до смерти плетьми, отравлены, а то и просто пристукнуты. Мне бы не хотелось быть следующим среди тех, кто приказал долго жить. Думаю, вы это понимаете. То, что я вам расскажу, — это история бандитского синдиката, на счету которого по меньшей мере двести пятьдесят убийств, похищения людей, взятки, ограбления банков, жестокие пытки, шпионаж, доносы, лжесвидетельства… Я понимаю, вы прекрасно знакомы со всеми этими делами в своей собственной стране. Однако прошу вас отметить одну особенность: верховодит этим синдикатом не какой-то босс-мафиози, а руководитель государства, с которым Соединенные Штаты поддерживают дипломатические отношения и которому наше правительство в качестве помощи ежегодно отстегивает восемьсот миллионов долларов".
Такая манера изложения очень понравилась репортерам, ведь им самим ничего не надо было выдумывать и дописывать. Достаточно только застенографировать и продиктовать затем текст редакционной машинистке. Определенно, этот Майк Мортон был симпатичным малым.
В одном Майк Мортон, или как его там на самом деле, явно превосходил американскую полицию: в усердии и находчивости. Когда он получил от Доминиканского революционного комитета задание разыскать Галиндеса, он сказал себе, что из поезда нью-йоркского метро человек не может исчезнуть бесследно, словно раствориться. Мертвый или живой, он ведь должен был каким-то образом покинуть последний вагон поезда на Бронкс. Поскольку это происходило в районе десяти часов вечера, когда движение еще довольно оживленное, кто-то обязательно его видел. Поэтому Мортон начал с того, что опросил начальников всех станций метро на линии между остановками "Коламбус сэкл" и "Бронкс"; он хотел узнать, не приходилось ли им видеть, чтобы 12 марта между 21.40 и 22.20 на их станции кого-нибудь выносили, вытаскивали или выводили из вагона. Мортону долго не везло. Только на предпоследней станции ее начальник вспомнил: "Подождите-ка, в это время одному мужчине стало плохо. Два его друга помогли ему выйти из вагона. Один еще попросил разрешения позвонить по моему служебному телефону. Потом больного забрала "скорая помощь". Начальник станции даже описал Мортону в общих чертах помогавших мужчин: "Они, похоже, иностранцы, может, испанцы или итальянцы. Во всяком случае что-то в этом роде".