Брайтер только позже понял, почему его начальник так торопился к директору Кальку, шефу уголовной полиции Франкфурта. А в этот вечер, 1 ноября, он лишь угрюмо пробурчал:
— Чего ему надо от старика? Да и того наверняка уже нет на месте…
Однако спешащий руководитель комиссии был остановлен Эрной Крюгер, в нетерпении ожидавшей на лестничной площадке. Вне себя от возмущения, она преградила ему дорогу:
— Послушайте-ка, господин комиссар! Это же ни на что не похоже! Вы уже больше часа заставляете меня торчать на этой холодной лестнице. Знаете, это уж слишком…
Мёршель остановился:
— Извините, а кто вы, собственно, такая?
— Благодаря мне открылось убийство фройляйн Нитрибитт, — сказал Эрна Крюгер с такой гордостью, будто совершила патриотический поступок.
Яркие вспышки заставили обер-комиссара обернуться. На ступенях ведущей вниз лестницы расположились с полдюжины фоторепортеров; они не могли упустить случая запечатлеть на пленке шефа комиссии по расследованию убийств вместе с той, которая одно из убийств обнаружила. Закрывая лицо руками, Мёршель раздраженно напустился на них:
— Пожалуйста, господа, немедленно прекратите снимать! Или я прикажу конфисковать все ваши пленки.
Газетчики, не обращая внимания на его слова, продолжали щелкать затворами фотоаппаратов; они убрались с лестницы только тогда, когда дежуривший перед квартирой вахмистр применил силу и вытолкал их вниз, выбив при этом из рук одного репортера фотокамеру. Мёршель тем временем взял под руку домработницу и провел в маленькую кухню квартиры Нитрибитт.
— Так это вы обнаружили убитую? — удивленно спросил он.
Эрна Крюгер утвердительно кивнула, оживилась и рассказала, почему пришла сюда, сколько раз звонила в дверь, как сразу стала подозревать что-то ужасное и что неоднократно предостерегала Нитрибитт не приводить незнакомых мужчин в квартиру.
Прежде чем задать женщине вопрос, обер-комиссар плотно закрыл дверь на кухню:
— Вы хорошо знали убитую?
— Еще бы, я ведь почти каждый день здесь бывала.
— Вы что, ее родственница?
— Я поддерживаю порядок в ее квартире, уже больше года.
Мёршель вытащил из кармана записную книжку:
— Ох, извините, пожалуйста, назовите мне вашу фамилию и адрес.
Эрна Крюгер с готовностью сообщила фамилию, возраст и адрес и пустилась болтать:
— Собственно говоря, господин комиссар, у меня не было особой нужды работать приходящей прислугой. В общем-то, по профессии я актриса, но вы ведь, наверно, знаете, какое сейчас в театре царит убожество. Берут на работу только молодых девиц…
Вежливо кивая головой, Мёршель тем не менее решил прервать этот поток слов:
— Фрау Крюгер, вы еще будете подробно допрошены, а сейчас ответьте мне всего лишь на несколько вопросов, так сказать, информационного характера.
— Пожалуйста, — разочарованно протянула Эрна Крюгер.
Обер-комиссар пригласил ее сесть на стул, а сам примостился на краю кухонного стола:
— Фрау Крюгер, когда вы в последний раз видели убитую, то есть фройляйн Нитрибитт?
— Во вторник… значит, двадцать девятого.
— Не помните, в котором часу?
— Очень даже точно помню. Я была здесь ровно в одиннадцать, как всегда. Раньше одиннадцати мне не разрешалось приходить, потому что Рози всегда поздно вставала. Я наводила порядок, чистила пылесосом ковры, вытирала в гостиной пыль. В тот день, в три, Рози отправила меня домой, потому что у нее был гость. Пришел Польмальчик…
— Польмальчик? Это еще кто такой?
— Хм, как бы лучше сказать… Очень близкий знакомый, вот… Ее друг, но не любовник, господин комиссар.
— Ну хорошо! Вы знаете его полное имя, место проживания?
— Его зовут Хайнц Польман. Это, собственно, все, что я о нем знаю. Живет он здесь, во Франкфурте, но на какой улице, сказать не могу.
Мёршель в записной книжке после фамилии «Польман» поставил большой вопросительный знак:
— Так, хорошо, мы с ним разберемся; значит, вы ушли, потому что пришел этот господин Польман?
— Нет, господин комиссар, не потому, что пришел Польмальчик… Розмари ждала какого-то другого гостя. Она даже Польмальчику сказала, что у нее мало времени.
— Вы не знаете, кто был этот другой гость, которого она ждала?
— Нет. Очевидно, один из обычных посетителей. Он позвонил в два часа, и я слышала, как она сказала: "…но не больше чем на час".
— У нее было что-то еще намечено?
— Понятия не имею.
— Итак, вы ушли в три часа.
— Да.
— И со вторника больше здесь не были?
— Не была.
— Но ведь вы сказали, что почти каждый день сюда приходили?
Эрна Крюгер покопалась в хозяйственной сумке и извлекла оттуда два свертка в папиросной бумаге. Осторожно развернув их, она положила на стол букет из трех гвоздик и поставила круглую вазу из дымчатого стекла. И только после этого рассказала о ссоре из-за разбитой вазы и своем внезапном увольнении.
— Она всегда так делала, когда злилась. Но на этот раз мне было очень обидно, поэтому на следующий день я не пришла. Я даже собиралась подыскать новое место, но потом мне стало жаль этого. Вот я и купила вазу и цветы.
— Чтобы помириться?
— Ну да, что-то вроде этого.
— И пришли сюда сегодня вечером?
— Да, в пять часов.
Мёршель поднялся и несколько раз прошелся по кухне. Когда он остановился, в его руках была фотография в сафьяновой рамке.
— Вы знаете этого человека, фрау Крюгер?
Домработница лишь мельком глянула на снимок:
— Это барон.
— Какой барон? Его фамилия?
Эрна Крюгер пожала плечами:
— Этого я вам не могу сказать. Она звала его просто бароном. Какой-то богатый фабрикант из Эссена. Больше я ничего не знаю. Рози хвалилась, будто он самый богатый человек в Европе.
— Она давно была с ним знакома?
— Когда я начала вести хозяйство Рози, он уже к ней ходил.
— И вы никогда не слышали его фамилии?
— Меня это особенно не интересовало. Здесь бывает столько людей, что и захочешь — не запомнишь всех по фамилиям.
Обер-комиссар несколько мгновений пытливо всматривался в ее лицо, как будто хотел прочитать на нем, правду ли она ему говорила. Затем показал ей остальные конфискованные фотографии:
— А этих людей вы знаете?
— В общем, видела, но фамилий не знаю.
— Они тоже числятся среди друзей фройляйн Нитрибитт?
— Иначе зачем ей было бы хранить их фотографии.
Мёршель, как игральные карты, собрал со стола фотографии и спрятал в карман. Казалось, на этом он собирался закончить беседу. Эрна Крюгер тоже поднялась и взяла со стола гвоздики и вазу:
— Да… по-моему, все, что могла, я уже вам рассказала.
— Одну минутку, фрау Крюгер. Я хочу обратить ваше внимание на то, что все, о чем мы здесь с вами говорили, должно остаться между нами. В противном случае вы можете помешать следствию и невольно оказать содействие преступнику.
Хотя обер-комиссар старался придать своим словам особую значимость, они, похоже, не произвели на женщину должного впечатления. Она лишь равнодушно, без малейших признаков испуга сказала:
— Да с кем мне об этом говорить? Кого это интересует, кроме полиции? — Она упаковала вазу и завявшие уже гвоздики обратно в сумку: — Я могу идти, господин комиссар?
Неожиданно для нее Мёршель отрицательно покачал головой:
— К сожалению, нет, фрау Крюгер. Я вынужден вас попросить поехать со мной в управление.
— Сейчас? Но ведь мне еще надо сделать покупки. В управление я могу прийти и завтра утром. — Эрна Крюгер явно разозлилась. — Я ведь ничего нового вам сказать не могу, только то, что вы уже и так знаете.
Она направилась к двери, как будто считала вопрос о приглашении в управление закрытым.
Обер-комиссар удержал ее за руку:
— Подождите, фрау Крюгер. Я уверен, что вы, если захотите, можете рассказать гораздо больше.
— Что это значит? Вы думаете, я вас обманываю?
— По крайней мере, вы мне не сказали правды по поводу того, почему Нитрибитт вас выставила. Разбитая ваза, как мне кажется, не может быть причиной для этого.
— Вы просто не знаете Рози. Она из-за каждого пустяка грозила увольнением. Я к этому уже привыкла.