Он был очень сильным, наш доктор Зибель. Был высоким, значительно выше меня. И как-то красивее, несмотря на годы. У него было пропорциональное тело. Я же был не бог весть как привлекателен с моими короткими конечностями и большой головой, но зато соображал молниеносно. Но и Зибель прекрасно соображал, знал намного больше всех нас, ведь он руководил нами и вел неизвестно куда, привязанных невидимыми нитями к его узкой красивой деснице. Я не должен был забывать, что этот Зибель, умный и беспокойный, знал нас как пять пальцев своей руки. Я не должен был забывать, что мы выполняем его замыслы, что подчиняемся ему в главном — в работе. Но сейчас он выглядел обеспокоенным. Каким-то до невозможности рассеянным. И он не был опасен.
— Как ваша супруга, доктор Зибель?
Он вздрогнул, отвернулся к стене, с которой укоризненно смотрели на меня задумчивые глаза госпожи Зибель, и снова мелькнуло видение детства — вот она идет по коридору, живая, теплая, гибкая, в струящемся над ней свете.
— Она очень красивая, — сказал я и с трудом перевел дух, а он грустно улыбнулся, и глаза его снова потемнели.
— Она не просто красива, — ответил доктор, — в ней есть что-то свое, что отличает ее от остального мира и делает для меня самой красивой. Наши девушки — это только клонинги от «Мисс Европы», но женская красота, лишенная всего остального, опасна. Впрочем, для вас нет.
— Почему?
— Вы служите только науке, и это полностью вас поглощает. С самого раннего детства.
— А кто наш отец?
— Ваш отец?
Зибель уже не видел меня, он вернулся в прошлое, смягчился, стал совсем другим, каким я его не знал. Он медленно наклонился над перевернутыми ящиками, словно хотел схватиться за них, чтобы не потерять равновесие. Порывшись в ящике, доктор извлек какую-то фотографию, и я вдруг увидел знакомое лицо, во всем повторяющее мое, или, вернее, мое лицо было точной копией этого лица. Дрожащими пальцами я взял карточку, вытер ладонью выступивший на лбу пот и судорожно сглотнул скопившуюся слюну.
— Вот он, большой ученый, один из самых великих лет тридцать назад. Когда-то я был его ассистентом. И даже любил его… — Голос Зибеля неожиданно сорвался.
Я взглянул на него: на его лбу тоже выступил пот, руки дрожали. Почему? Вероятно, сейчас я выглядел так, как в то время выглядел мой отец. И, наверное, через тридцать-тридцать пять лет я буду его точной копией. Я смотрел на свое собственное лицо, измененное долгими годами волнений, забот, раздумий. Я уже любил своего отца, как будто не было этих двадцати лет, как будто я рос на его глазах и каждый день он бывал со мной, учил меня говорить, ходить, писать, а потом медленно и внимательно раскрывал передо мной законы большого и сложного мира. В одну минуту я вообразил себе другое детство, другую юность. И совсем другое будущее.
— А он… о нас знает?
— Глупости! — нервно засмеялся Зибель. (Что это — правда или ложь?) Внимательно слушая, я наблюдал за усиливающимся тиком на его лице. — Как он может знать? Да он такое бы устроил! Произошла катастрофа, мы кое-как подлечили его и взяли из его кожи сотню соматических клеток, столько, сколько нужно было для вашего рождения. (Он был мертвым!) Трудности начались потом, когда нужно было найти сто беременных женщин, извлечь их собственные зародыши и ввести вас. (Ну, это понятно!) И еще труднее стало через девять месяцев, когда мы постарались освободить их от чужого бремени, а они и не подозревали, что оно чужое.
— А эти наши матери? — Я старался протянуть время.
— Матери? Им было сказано, что у них родились мертвые дети.
— Но ведь они все разные?
— Если бы ты так не волновался, — заметил Зибель, — ты бы понял, что это не имеет никакого значения, ведь они выполняли лишь роль инкубатора. У вас есть только отец, и его вы повторяете во всем. Мы растили вас в условиях, в которых рано развиваются необходимые для науки качества. Просто сэкономили массу времени.
— Для кого? Только для себя, доктор Зибель? Или над вами еще кто-то стоит?
Зибель улыбнулся и не счел нужным отвечать. Я ждал, что сейчас он поднимет руку и начнет вещать о нашем прекрасном будущем, о чем я слышал от него уже много раз. Но он не поднял руки и не нарисовал ни одной картины нашего прекрасного будущего. Просто и без всякого пафоса он сказал:
— Когда-то ваш отец сам занимался этим явлением — клонированием, но потом отказался.
— Почему?
— Испугался бессмертия.
— Нет! — выкрикнул я. — Нет! Если он и отказался, то не из-за бессмертия…
— Что с тобой? — Зибель изучающе смотрел на меня, в эту минуту он снова стал опасным, молниеносным и в мыслях и в действиях, нужно быть осторожным. — Мальчик мой, — его голос обволакивал лаской и нежностью, — мы стоим на пороге великого переворота, который изменит мир, это тебе не евгеника, понимаешь? Мы можем создавать людей по собственному желанию. Если нам нужна будет сотня таких, как ваш отец, мы их получим. Если нам потребуется, мы будем иметь сто Эйнштейнов, сто Ньютонов, можешь ли ты осознать неограниченные возможности клонирования? Ты только представь себе…