Открыл — и получил порцию родамина в лицо! И испачкался, и испугался, и зарекся без спроса лазать по чужим вещам!
Тогда обошлось, как уже было сказано его испугом, смехом внештатных сотрудников и участковых инспекторов милиции, «разносом» от старшего участкового.
«Ну, что, попробуем?..» — «Попробуем».
На этом и порешили.
На следующий день он, как договаривались, прочел небольшую лекцию об административной и уголовной ответственности за хищение государственного и личного имущества. А химловушку установили позже, так как потребовалось время на ее изготовление.
Установили химловушку в виде небольшого кошелька, снабженного перфапатроном с красителем и маленькой батарейкой «кроной». Пришлось отделовскому криминалисту Ломакину и его добровольному помощнику Андрееву небольшой магарыч поставить и кошелек покупать. Не всякий кошелек мог подойти для изготовления ловушки-хлопушки. Непременным условием было наличие металлической защелки створок кошелька. «Чтобы электрическая цепь замыкалась и размыкалась», — инструктировали дотошные криминалисты, собаку съевшие на всяких хитроумных штучках-дрючках, а посему считавшие себя в технических вопросах на голову выше остальных сотрудников, далеких от всякой техники.
Химловушка получилась что надо! Кошелек новенький, пухленький; кожаные бока лоснятся свежей краской; металлические застежки никелем сияют. Так и просится в руки: «открой меня, да загляни!»
«Наталья Леонидовна, ради Бога, не вскрывайте, — инструктировал он директрису, пряча кошелек-ловушку в верхнем отделении служебного серванта, там, где обычно и прятались наиболее ценные предметы скромной администрации детского садика. — Да смотрите, чтобы детишки случайно не забрались в кабинет и не воспользовались кошельком в качестве игрушки. Тогда греха не оберемся. Вот вам копия акта на установку химловушки. Берегите».
И вот теперь, спустя месяц, он спешил в садик, чтобы переброситься парой слов с Натальей Леонидовной и поинтересоваться криминогенной обстановкой в садике и его окрестностях, а заодно и судьбой химловушки.
Детский садик располагался в двухэтажном кирпичном здании, с парадным выходом на улицу Обоянскую. Однако парадные двери почти всегда были закрыты во избежание несчастного случая от «несанкционированного» выхода детишек на проезжую часть дороги, где время от времени проносились автомобили. Пользовались запасным выходом во двор здания, действуя по правилу: «Береженого Бог бережет!»
Паромов легко взбежал по деревянным ступенькам пологой лестницы на второй этаж. Дверь кабинета директора была, как всегда, открыта настежь. Наталья Леонидовна не любила прятаться от коллег в тиши кабинета, за замками. Ее кабинет, как и ее душа, были всегда открыты всем желающим общения.
— Разрешите, — для приличия постучавшись пальцем о дверную коробку, произнес участковый и не дожидаясь ответа, переступил порог. — Здравствуйте. Рад вас видеть в добром здравии души и тела. Вот проходил мимо и решил заглянуть на минутку. Не возражаете. А то, может быть, помешал. Вон вы что-то сосредоточенно так пишите…
Наталья Леонидовна отложила в сторону общую тетрадь, в которую что-то писала, и радушно пропела:
— Здравствуйте, товарищ участковый. И я рада вас видеть. Давненько вы к нам не заглядывали. Была бы помоложе, наверное, проведывали бы чаще… а то старуха… Кому она нужна. — Она улыбнулась. И симпатичные ямочки заиграли на щечках. — Да вы не стойте, не стойте. Пословица не зря гласит, что в ногах нет правды. Присаживайтесь. Присаживайтесь. Можете ко мне поближе. Не бойтесь, не укушу. Просто пошептаться нужно.
— Серьезно? — улыбнулся Паромов, уже привыкший за время работы к подобным приемам.
Она сделала загадочное лицо и, посмотрев на по-прежнему открытую дверь кабинета, дождавшись, когда Паромов присядет на краешек стула, заговорчески произнесла:
— А воришка-то попался. Кастелянша наша, Евдокия Кузьминична. Видит Бог, никогда бы на нее не подумала. Всегда: «Наталья Леонидовна, то, Наталья Леонидовна, сё». Сработала наша ловушка. Через неделю, как установили. Сработала, да еще как! Евдокия Кузьминична слишком близко кошелек-то к глазам поднесла, когда стала вскрывать его. По-видимому, надеялась там денежки мои найти: кто-то предложил мне женские полусапожки, чешские, приобрести за девяносто рублей. Я и согласилась. Пообещала при многих сотрудницах, присутствующих при этом разговоре, деньги принести на следующий день. Вот Евдокия Кузьминична и приискала кошелек. А он как бабахнет, и обдал ее всю краской. И что печально, сильно по глазам попало. Теперь в областной больнице лежит, в глазном отделении. Грозится на вас и на меня жалобу написать. А остальные сотрудники больше по чужим кабинетам и столам без разрешения не рыщут.