И тут я просыпаюсь с чувством несомненного голода и жалею, что не доварил сосиски. И топаю на кухню урвать корочку хлеба.
Нянечки дают кусман хлеба с маслом и щедро посыпают его сахаром. Никогда не пробовал такой вкуснятины!
Нет, когда-то и где-то пробовал подобное. Но память приносит лишь разрозненные отрывки видений: домик в какой-то местности, где между высоких сосен стоят открытые веранды, полные людей; слово, не несущее информации, хотя и с расшифровкой — «ФТИ — Физиотерапевтический институт»; спичечную коробочку, полную божьих коровок, которую я вытряхиваю в траву, и детский голос: «Вован, дай откусить кусманчик?».
Может я — Вовка. Пробую имя вслух, обсасываю его, как мятный леденец: Вовка — божья коровка, где твоя иголка? Вован, Вовк, Владимир, Вова, Володимир, Владимир. Владимир Ильич? А чё — хорошо, буду Владимиром Ильичем. Зовите меня просто — Ильич.
Я уже почти оправился, мне еще колют пенициллин, но всего два раза — утром и вечером. Дают витамины, желтые шарики с кислым вкусом. Один раз поставили капельницу с витаминным раствором. Старшая сестра нашла в своих катакомбах старый спортивный костюм — теплую куртку с молнией до конца и надписью СССР на спине, такие же шаровары с задним кармашком. Так что я более менее прилично выгляжу и могу выходить в больничный двор. Шубы и теплые польта с шапками висят на коридорной вешалке, больные не слишком охочи до прогулок. Там голо и снежно. За забором, за снежным бруствером (снег сметают к забору, не вывозят) виден город. Похоже, больница находится близь центра, так как через улицу в голых ветвях тополей просматривается гордость каждого советского города — Городской Комитет КПСС, Горком партии. Спиной к нему стоит мой тезка (если я действительно Владимир). Он в пальтишке, по-зимнему, а кепку снял, зажал в правой руке. Левая в кармане. Стоит лицом к народу, а к власти — спиной[4]. Все правильно. Откуда же мне на память приходит такой же Ленин, но стоящий лицом к райкому? Да, да, именно к райкому. И я там фотографировал свадьбу… Вроде…
Четко вспоминаю — поселок Еланцы. Который расположен в 200 км от Иркутска и насчитывает около 4000 жителей, среди которых преимущественно буряты и русские. Там я в КБО работал фотографом, интересный был обычай: на похороны и свадьбы делать коллективное фото напротив поссовета рядом с памятником Ленина. И фотограф сопровождал такую свадьбу, обходясь не казенным, на треноге, а личным, узкопленочным. в КБО (Комбинат Бытового Обслуживания), получил даже съемочный зал с деревянным фотоаппаратом на треноге и неплохую лаборатория. И возможность зарабатывать раза в три больше, чем в редакции.
Воспоминание прожигает мою дурную голову, нахлынывает слабость. Сажусь на лавочку при входе, где летом наверное курят врачи. Следовательно я действительно имею некое отношение к журналистике. И к фотографии. Вот бы еще время этого эпизода из прошлого моей личности определить. Надо бы в библиотеке посмотреть в энциклопедии, что это за поселок такой Еланцы и когда там КБО открыли?
С этими мыслями бреду домой, коим теперь стала больница. Санитарка рассказывала об одном таком, потерявшим память, так он по её словам больше месяца в больнице жил. В кочегарке работал, помогал, за что его кормили и одежду сгоношили — тоже голый попал, в реке выловили чуть живого.
— Но потом оклемался, взбодрел, — рассказывала санитарка, — и начал ко мне клинья подбивать, стервец такой.
Я посмотрел на обвисшие щеки женщины явно преклонного возраста и сомнительно спросил:
— И что, уступила ты ему?
4
Простите авторскую вольность, памятник нынче возвышается возле ДК Центральный, а в далеком прошлом, его место было у городского театра.