Несмотря на то что речь шла о Бойцове – человеке, который сейчас больше всего его интересовал, он не стал расспрашивать о причинах «несдержанности» Людмилы из бухгалтерии. Было очевидно, что дипломатичный директор снова уйдет от ответа.
Вместо этого он решил при первой возможности посетить бухгалтерию и побеседовать с Людмилой лично, вдали от бдительного ока начальства.
А с самим Анисимовым ему вдруг захотелось поговорить о бухгалтерии, как о сфере деятельности.
– Кстати, а что это за люди, о которых вы упоминали в начале нашего разговора? – спросил он. – Те, которые отвлекали вас от работы? Вы еще сказали, что они перевернули у вас всю отчетность. С чем это было связано?
– А, это… – сразу как-то напрягся директор. – Это… ничего особенного. Обыкновенная зависть. Увидели, что театр начал подниматься, вылезать из этой… ямы, вот и не спится им спокойно.
– Кому «им»?
– Да мало ли кому? Чиновникам, конкурентам. Как же! В кои-то веки театр с прибылью начал работать, государство обратило на нас внимание. Можно ли такое пропустить равнодушно. Сразу начались придирки: и спектакли им не такие, и растраты кругом. Попробовали бы сами тут покрутиться.
– Театр на самоокупаемости?
– Что вы! – в неподдельном изумлении воскликнул Анисимов. – Были бы мы на самоокупаемости, нас бы давно и след простыл. Театр находится в ведении Минкульта. По крайней мере, на бумаге. Так что по закону вроде бы должно государство нас поддерживать, а на деле не особенно-то мы эту поддержку ощущаем. Это сейчас полегче стало, спасибо Виталию Сергеевичу. А раньше… раньше вы не представляете, что тут было. На всем экономили. Актеры спектакли чуть ли не в своем домашнем платье играли, на костюмы не хватало. Вот и приходится крутиться как можем. А вы – растрата. Завидно им просто, вот и все.
– А теперь, значит, ситуация благодаря новому художественному руководителю улучшилась? – недоверчиво окидывая взглядом кабинет, спросил Лев.
Старинная, еще советского образца мебель не говорила об особенном благоденствии. Если и была у театра «касса», на благосостоянии директорского кабинета это никак не отразилось.
– Теперь – конечно. Даже сравнивать нечего, как было раньше и как теперь. Люди хоть зарплату нормальную стали получать, на которую не только существовать, но и жить можно. И зритель начал ходить, и из казны кое-что перепадать стало. А как же? Если такое искусство в народе популярно, значит, нужно его поддерживать, продвигать. А им кажется, что все это просто так. Ни с того ни с сего дотации на нас посыпались. Виталий, между прочим, сутками из театра не вылезает. Можно сказать, живет здесь. А они…
– То есть вы считаете критику необоснованной?
– Конечно! Если бы она была обоснована, чего бы им так долго проверять здесь? Мошенник – значит, садись в тюрьму, вот и весь разговор. А они все думают. Уж и документы все вдоль и поперек изучили, и допросами своими всех замучили, а все никак к выводу прийти не могут. Что же это еще, как не «социальный заказ»?
– А кто же мог выступить таким заказчиком? – с большим интересом спросил Гуров, отлично знавший, как трудно доказать факт мошенничества.
– Да кто угодно. Если связи в «верхах» есть, организовать травлю – пара пустяков. Похоже, кто-то очень старается. И пасквили разные сочиняют, и в «органы» пишут неустанно. Я вот и про вас было подумал, что… Да ладно, хорошо, что ошибся.
Закончив разговор с директором, полковник решил все же зайти в бухгалтерию. По опыту зная, что подобные важные подразделения обычно находятся неподалеку от кабинета начальства, он неспешно шел по коридору второго этажа, обдумывая услышанное.
Разговор с директором давал много информации к размышлению. Уже тот факт, что Берестов с «бригадой», в которую входил Бойцов, регулярно после каждого своего спектакля отправлялся в «Ковчег», говорил о многом.
Если нападение планируется заранее, то подобное «расписание» – отличное подспорье в таком планировании. Достаточно лишь узнать, когда идет очередной спектакль Берестова, и преступники получают гарантированную информацию о том, в какое время и в каком месте будет находиться намеченная ими жертва. Да и само место в данном случае очень подходящее. Укромный уголок, заросли…
«Единственное, что здесь нельзя было заранее предсказать, – выйдет ли Бойцов на улицу, – размышлял Гуров. – Тем более – один. Но, может быть, у тех, кто ближе был знаком с его привычками, и насчет этого имелся какой-нибудь надежный прием? Та блондиночка говорила о некой «дряни», которую нюхал Бойцов. Навряд ли он делал это у всех на глазах за столиком в ресторане. Не за этим ли он пошел к машине?»