Иван Шамякин
КРИНИЦЫ
1
В полдень над деревней прошумела гроза. Туча надвинулась неожиданно и, обрушившись косым ливнем, уползла дальше. Но молния натворила беды: на усадьбе МТС расколола старый дуб, которому давали не меньше двухсот лет, и контузила механика Сергея Костянка.
Весть эта, как обычно преувеличенная, в один миг облетела деревню.
— Убило Костянка!
— Сергея Костянка убило!
Со всех сторон не глядя на дождь народ бежал к МТС. Но Сергея уже отвезли на медицинский пункт. Узнав, что он жив, люди успокаивались и, промокшие, возвращались в деревню. Радовались дождю, хотя в разгаре была уборка и на поле там и сям стояли копны. Но от дождя сейчас, конечно, больше пользы, чем вреда: после почти месячной жары начала желтеть картофельная ботва, вянут овощи. Теперь можно было надеяться, что все это оживет и даст добрый урожай.
Усадьба уже опустела, когда по тропке, вьющейся за огородами, не по годам быстро подошел старик с палкой, в промокшем парусиновом костюме.
— Что с ним? — в тревоге за Сергея спросил он хромого сторожа.
— Ничего. Живой. В больницу повезли.
Старик снял соломенную шляпу, чистым платком вытер лысину, лицо и присел на ржавое тракторное колесо, лежавшее возле дуба.
— Данила Платонович, вы б под навес, а не то в контору бы зашли, — посоветовал сторож и, как бы почувствовав неловкость оттого, что старый уважаемый человек сидит под дождем, а он стоит под крышей, отошел от мастерской. Стороной обошел дуб, с опаской поглядывая на него, точно молния все ещё сидела там, в свежей расколине.
— Да и от дуба этого подальше… Леший его ведает, отчего так часто в него бьет. И громоотводы вокруг, а все одно… — Он кивнул на высокий шест, по которому до земли спускалась проволока.
Данила Платонович не ответил. Он сидел наклонившись, опираясь на суковатую можжевеловую палку, и тяжело дышал.
— Сергей Степанович с машины соскочил и бежал в контору, чтоб от дождя укрыться… Только он к дубу, а тут как рад и трахнуло. Ишь как разворотило… Стихия!.. А Сергей Степанович как-то шутил, что заряд самой сильной молнии стоит рубль двадцать копеек. — Сторож засмеялся. — Вот тебе и рубль двадцать!
Перед ними вдруг появилась девушка лет семнадцати, раскрасневшаяся, в мокром платье и спортивных тапочках.
Она бросила на сторожа неприязненный взгляд и заботливо склонилась над стариком.
— Данила Платонович, вам нехорошо? Я вас провожу домой. — И пригрозила: — Вот попадет вам от Натальи Петровны!
Он поднял голову, и добрая улыбка осветила его морщинистое лицо.
— А-а, Рая?.. Спасибо, Рая. — И неожиданно легко поднялся, поглядел на дуб.
Дуб и в самом деле был могуч — ствол в три обхвата. И немало гроз он на своем веку повидал! На теле его остались шрамы — заросшие трещины. Верхушка засохла. Данила Платонович помнит её зеленой, кудрявой; тогда дуб возвышался над всей округой и был виден за много километров от Криниц. А теперь осокори выше его. Остались на нем всего две толстые ветви; одна из них поднималась вверх, другая раскинула далеко в сторону свою листву и под тяжестью её склонилась к земле. Молния отщепила нижнюю ветвь, и она повисла вдоль ствола.
Выглянуло солнце, разбрызгало веселые лучи, но дождь ещё шел, слепой, мелкий. Солнце заиграло на мокрых дубовых листьях. А над рекой и синим лесом, где стояла туча, от которой тянулись к земле голубые нити косого дождя, огромной раскрашенной аркой встала радуга. Там все ещё гремел гром, но уже тихо и ворчливо, будто, недовольный чем-то, грозился, что ещё вернется и тогда от него милости не жди.
— Не залечить старику такой раны, засохнет, — грустно сказал Данила Платонович, отводя взгляд от дуба.
— Спилить бы его… Хоть гром не бил бы, — отозвался сторож.
Данила Платонович укоризненно покачал головой.
— Ты, Прокоп, все спилил бы. Собственный сад и то вырубил…
— А на что он мне, сад? Налоги платить?
— Когда-нибудь пожалеешь, Прокоп.
Данила Платонович повернулся к девушке, только сейчас отвечая на её заботливые слова:
— Я, Раиса, ещё не так стар, чтоб меня домой провожать… У меня ещё ого сколько сил! Зайдем к Наташе — как там Сергей? Напугал он меня… Кричат: «Костянка убило!» А я в саду был, видел, как в дуб ударило…
— Вы обо всех беспокоитесь, Данила Платонович.
— А ты осталась бы спокойна, если бы и правда убило человека?
Раиса не ответила.
Дождь утих. Припекало солнце. От мокрого костюма старика и платья девушки поднимался легкий парок.
…Даниле Платоновичу Шаблюку, этому ещё не такому старому, как он сказал о себе, человеку, шел семьдесят пятый год. И каждый, кто видел его даже впервые, легко мог определить его возраст — он выглядел не моложе и не старше своих лет.