Сквозь гул моторов со двора донесся сердитый голос Сергея Костянка: главный инженер кого-то ругал. Ращеню голос этот заставил спуститься с небес на землю. Он с отеческой любовью подумал о главном инженере: «Вот кому скажи спасибо. Однако и упрямый же, черт! Как бы славно было выйти тракторам в колхозы ещё вчера. Так его же не переубедишь, на все доводы твердит: «Не для комиссии работаем». А сегодня как разошелся, когда он, Ращеня, хотел забрать часть людей, чтоб те навели порядок в помещениях и на территории.
«На кой черт мне этот парад! Машины у нас чистые, а о конторе да о цветах в кабинетах раньше надо было думать. Сейчас каждый человек дорог!»
Размышления Ращени прервал взволнованный, обиженный голос:
— Тимох Панасович! Не могу я так!.. Я прошу… Я не мальчик… У меня голова седая. И я не позволю на себя кричать! Если ему не везет в личной жизни — я тут при чем?
Это — заведующий мастерской Баранов, бывший главный механик. Ращеня неохотно оторвался от окна и сел за стол. На пороге тут же встал Сергей Костянок в рабочем комбинезоне, с замасленными руками. Неприязненно посмотрел на Баранова.
— Жаловаться пришли? Послушайте, Баранов, идите и разбирайте. Трактор я не выпущу! Хватит этой негодной практики! Привыкли — только бы в поле. А потом гробили машины, срывали сев! Как вам не совестно! Ведь для себя работаем. А вы — лишь бы с рук.
Ращеня знал, в чем дело. Как-то в последние дни декабря, во время аврала, для того чтобы дать в сводку выше процент, срочно отремонтировали один трактор. Костянок тогда был в отъезде, трактора он не принимал, а теперь проверил и возмутился, потребовал начать ремонт сначала. Но делать это сейчас, перед приездом комиссии, — значит зачеркнуть все свои достижения и выставить напоказ ошибки. Ращеня, не сумев уговорить главного инженера, пошел на хитрость и потихоньку распорядился трактор не разбирать, пока комиссия не уедет из МТС. Он думал, что Костянок в конце концов примирился с этим, так как всё утро разговора о тракторе не было. И вдруг — на тебе! Тимох Панасович страдальчески сморщился, как бы прося: «Смилуйтесь вы надо мной, стариком».
— Сергей Степанович, дорогой мой, через часок-другой приедет комиссия…
— Да что вы мне эту комиссию тычете! Неделю уже работа вверх дном из-за нее! Как будто мы работаем для комиссии!
— Но к чему нам подставлять себя под удар, когда мы честно потрудились? Ну, случился грех… Выправим…
В это время к конторе подъехали машины. Ращеня взглянул в окно, увидел Журавского, выходившего первым, вскочил, помянул недобрым словом товарищей из района, которые подвели его своей информацией, и, на ходу оправляя толстовку, бросился встречать комиссию.
— Рад, рад за тебя, старик, молодчина!.. — говорил Ра-щене министр, годы которого выдавала только щетка коротко подстриженных седых волос.
Ращеня от этой похвалы смутился, как девушка.
— Немного вас удержалось, ветеранов… Вот Зухова к тебе привез… Он кричит, что никому не отдаст переходящего знамени.
— И не отдам, Николай Николаевич! — уверенно заявил Зухов, директор передовой в области Салтановской МТС, придирчиво оглядывая кабинет и сквозь открытое окно — усадьбу.
Он успокоился, когда увидел, что первое впечатление от станции не в пользу криничан. Его станция несколько лет держит первенство, ей, как передовой, отпускали больше средств, и потому контора, мастерские, навесы у него пригляднее.
— А мы посмотрим, посмотрим, — приветливо улыбнулся Николай Николаевич. — Пока известно одно: ремонтировали они лучше тебя, Зухов, все время перевыполняли график.
— А качество?
— За качество можете быть спокойны! — заметил Журавский, весело кивнув Сергею.
Это как бы подбодрило главного инженера. Он вышел из угла, где стоял, уступив стулья гостям.
— О качестве можете не беспокоиться, — повторил Сергей слова Журавского, обращаясь к Николаю Николаевичу. — А вообще, товарищ министр, рано мы цыплят считаем… Не сейчас проверять надо, когда тракторы в поле выходят. Когда вернутся — вот когда…
— Проверим и тогда, — заметил заведующий областным отделом, недовольный дерзостью инженера. — Но проверим и сейчас. Вы что, против контроля?