Ольга лишь пожала плечами, не в силах понять причудливого замысла, который намеренно испортил работу невероятной точности и мастерства, закончив ее нарочито грубо, совсем безыскусно.
- Постмодернисты.
А вот здесь проблема встала в полный рост – девушка не видела ничего похожего на дверь или замок. То, что можно было бы хоть попытаться открыть. Комната со стенами метров этак пять на пять во всех координатах, «оллегория» в центре и больше ничего. Поход снова зашел в тупик. Ольга вспомнила, что прежде расчесывание помогло и повторила процедуру. Как ни удивительно – да, озарение не заставило себя ждать. Если с полированными стенками голяк, значит надо посмотреть абстракционизм, возможно секрет скрывается здесь.
Девушка обошла скульптуру, потрогала ее, даже ощупала грани. Искомое нашлось не без труда, но достаточно быстро – узкая прорезь, по ширине примерно соответствующая пластине Крипа. Ольга вновь пожала плечами и за неимением более лучших идей попробовала сунуть «пайцзу» в отверстие. Пошло туго, да так, что девушка быстро раскаялась с поспешности действий. Но вытащить обратно застрявшую на середине пластинку не вышло. Оставалось лишь гнуть линию дальше, рассчитывая на очередное чудо. Ольга засопела, прикусила губу и толкнула дальше. Наконец «пайцза» с жалобным скрипом и неожиданной легкостью вошла – буквально провалилась внутрь постамента.
Одну из стен с легким щелчком разделила вертикальная черта, затем обе половинки ушли внутрь и в стороны, бесшумно, невероятно легко для массивных стальных громадин толщиной в две ладони, а то и болье. В открывшемся пространстве было темно и что-то гудело как трансформаторная будка.
- Шкатулка с секретами. Комната нумер три, - прокомментировала Ольга. – Оригинально, че. Потом будут четыре и пять, и все такое…
Нет, анфилада не продолжилась, похоже третий зал оказался последним. То есть уже не зал, а некое сугубо рабочее помещение, выдержанное и обставленное в атмосфере все той же дизайнерской шизофрении.
Три стены были покрыты сплошной мозаикой циферблатов и указателей. Круглые, прямоугольные, серповидные, гидравлические с жидкостями всех цветов радуги (Ольга вздрогнула, праздник жидкой радуги сразу напомнил алхимический склад и молотилку с кракозябрами). Все это перемежалось вентилями, рычагами, большими клавишами - отдельными и сгруппированными в блоки наподобие клавиатур на старых ПеКа. В безумной машинерии не виделось никакой системы и логики, а также какого-то единого стиля. Казалось, ее строили и надстраивали чуть ли не поколениями, в обстановке хаоса и решения срочных проблем. Здесь, кажется, даже двух одинаковых кабелей нельзя было найти, при том, что имелось их во множестве, многоцветные змеи ползли по стенам, свешивались пучками с серого потолка, обвивали сложными петлями циферблаты. Все это жило своей механической жизнью, точнее сразу множеством жизней, в зависимости от вида приборов - щелкало, жужжало, пускало пузырьки воздуха, шевелило стрелками, отщелкивало циферки на перекидных указателях. И конечно мигало лампочками.
Впрочем, самое замечательное и здесь оказалось в центре комнаты. Это тоже можно было назвать своего рода скульптурой, если бы оно выглядело чуть менее зловеще. Голая мумия, по пояс заключенная в ящик с бронзовыми стенками и многочисленными заклепками. Труп был очень похож на зомбический трактор, только выглядел получше, более ухоженным. И без гусениц. Голый череп тускло блестел многочисленными контактами, которые торчали из серой лоснящейся кожи, словно гвозди из головы Пинхеда. Один глаз был закрыт круглой пластиной, опять же на заклепках. Вместо другого светилась отраженным светом большая красная линза. Позвоночник торчал серией черных штырьков, к некоторым были подведены очень тонкие – не толще волоса - проводки. Тощие руки с почти атрофированными мышцами висели, чуть согнутые в локтях, как недоразвитые ручки эмбриона. Перед мумией возвышалась конструкция, похожая на большую подставку для книг. И на ней действительно лежала раскрытая книга, кажущаяся очень старой и рваной. Совсем как пергаментные фолианты на картинках про древнюю историю. По обе стороны от книжки горели не то лампочки, не то лампадки.