е изучил, и заранее придумал несколько каверзных вопросов с многозначительным подтекстом. Но неожиданно для самого себя брякнул: - Скажи, как я умру? Алису передернуло, но вопрос есть вопрос. Камешки застучали в ее ладонях. Она ссыпала их горкой посреди платка, вытащила три первых подвернувшихся под руку и разложила в ряд. Нахмурилась, пристально всматриваясь в значки на янтарях и отозвалась: - Еще нескоро. Ты будешь одинок душой, но многие будут нуждаться в тебе и твоих словах. Звучано туманно и зловеще. Как любое предсказание Алисы. - Как это понимать? - озадачился я. Алиса всплеснула руками, собираясь подробно все растолковать, но не успела. Небо над нашими головами разорвала праматерь всех молний - белая с лиловым отливом, превратившая лицо Алисы в окаменевшую выбеленную маску с темными провалами глаз и рта. Грянул раскатистый гром, отдавшись болезненным эхом в барабанных перепонках, но неизбежный дождь не полился. Мы застыли, оглохшие и полуослепшие. Алиса выронила руны, заскакавшие по камням и укатившиеся в жесткую траву. - Бежим вниз! - крикнул я, но не расслышал собственного голоса. Что-то происходило вокруг нас. Не знаю, что. Видимо, так нам свезло - оказаться в плохое время в скверном месте. Привычный мир подернулся сизой дымкой и стал ускользать от нас, складываясь огромными складками - и эти складки рухнули на нас, как многотонный грузовик с бетоном. Мы стали мухами в янтаре, я видел, что Алиса кричит, широко открывая рот, но не слышал ее голоса. Перед глазами вертелся безумный калейдоскоп. Я видел вершину холма совершенно лысой и усыпанной валунами, я видел ее лесистой, я вообще ее не видел, а видел оледеневшую равнину без конца и края, и из низких туч сыпалось мелкое крошево снега. Алиса появлялась и пропадала, на ее месте возникали какие-то люди. Я видел пятна крови на камнях и черепки разбитой глиняной посуды. Слышал истошные крики людей и ржание лошадей, и режущее слух лязганье железа. Грязные сугробы и густая трава, снова лед, а потом - большая грязная лужа, посреди которой валялась, вытаращив бессмысленные глаза, отрубленная коровья башка с рогами. Снизу прилетели отзвуки стрельбы - частой, резкой, смешавшейся с очередным грозовым разрядом. Этакое быстрое «та-та-та», прямо как в кино, а потом опять ослепительная белизна-синева, и там, где начинался срез отвесного склона, соткалось что-то трескучее, шарообразное, плюющееся искрами. Алиса встала на ноги и, пошатываясь, побрела к сияющей аномалии. Я хотел ее остановить, но мои руки схватили воздух. Она шла, словно ее тянули на веревке, в моей голове что-то твердило: «Это шаровая молния, это должна быть шаровая молния, сиди спокойно и неподвижно, и не пострадаешь». Алиса поравнялась с яростно вертящимся вокруг своей оси шаром, оглянулась на меня - и тут ее накрыло сетью из пляшущих молний. Окутало разрядами с ног до головы, и она засверкала, как новогодняя елка. Я видел ее лицо. Оно было спокойным и напряженным, точно она вглядывалась в что-то далекое, но совсем не страшное, а донельзя удивительное. Она стояла, прямая и высокая, одетая в платье из огня и электрических искр, и вдруг повела рукой, словно зовя за собой. Я видел, как шевелились ее губы: она что-то говорила, обращаясь ко мне... И я поддался. Пополз к ней. Пополз на руках и коленях, потому что не мог идти - ноги не слушались. Вокруг сверкало и грохотало, выворачивая мир наизнанку. Алиса манила меня, свет вошел в ее глаза, сделав их слепыми и белыми, как у Шторм из Икс-менов. А потом с неба тяжелой стеной рухнул дождь. Фигура Алисы сделалась полупрозрачной, исчезая за стеной воды, тая, растворяясь в ливневом потоке. Я заорал, ринувшись следом, безнадежно и бессмысленно стараясь удержать ее. Мне в лицо плеснуло ледяным огнем, и, потеряв опору, я кувырком полетел вниз, вниз, вниз... По всем законам физики и логики, я должен был разбиться насмерть. Но я оказался везучим засранцем. Пропахав склон, пересчитав ребрами все камни и потеряв сознание, я мешком с костями выкатился на трелёвочный проселок, по которому из леса вывозили спиленные деревья. Поселковый тракторист, с раннего утра выехавший на участок, едва не переехал меня своим железным конем. Его можно понять - я смахивал на грязное бесчувственное бревно, валявшееся поперек дороги. Спасибо поселковым жителям и врачам «Скорой». Меня довезли - то, что от меня осталось. Сломанную ногу складывали по кусочкам. Левого глаза я лишился - похоже, кувыркаясь вниз по склону, напоролся на сук или колючую проволоку военных времен. Я выкарабкался - чтобы угодить прямиком в кошмар наяву. Алису не нашли. Тела не было. В полиции, недолго думая, сочли, что я привез ее в уединенное место, убил и где-то спрятал труп. Ведь и она, и я были ролевиками, следовательно, эмоционально неустойчивыми и лишенными моральных устоев молодыми людьми. К тому же в свои первые дни в больнице, еще толком не отойдя от анестезии и пережитого, я наговорил много чего лишнего. Я кричал о том, что Алиса ушла от меня в свет, что я должен был пойти за ней, что она ждет меня там, среди грозы и вспышек молний... От меня требовали признания. Требовали показать местонахождения трупа Алисы. Приходили ее родители. Отец пытался избить меня, мать непрерывно рыдала. Мои родители не приехали - как бы они выбрались в столицу из своего Хабаровска? Кости болели, словно их жгло кислотой изнутри. Мир стал перекошенным на одну сторону, подернутым черным занавесом. Психиатрическая экспертиза признала меня «условно вменяемым и нуждающимся в постоянно социальном и медицинском контроле». Дни складывались в месяцы. Тела не было, не было и состава преступления, но было заявление родителей об исчезновении Алисы. Меня поместили в профилакторий, где мне предстояло заново учиться ходить и жить. В те дни я заметил за собой странную особенность. Если я поворачивался в сторону проходивших мимо людей слепым глазом, то мозг неожиданно начинал рисовать мне полупрозрачный голубой силуэт. Вокруг него вихрем кружились огоньки - розовые, сиреневые, зеленые, желтые... Сперва причудливый эффект длился считанные мгновения, потом стал более устойчивым. В один из долгих тоскливых дней до меня вдруг дошло, что мерцающие огоньки на самом деле - руны. В точности такие же, как были у Алисы - обточенные кусочки янтаря с нанесенными на них знаками. Я принялся изучать их - все равно мне больше нечего было делать. Прочел кучу невнятных пособий для начинающих гадателей. Узнал имена рун, их явный и тайный смысл. Понял, что они обозначают прошлое и будущее человека, особенности его характера, его тайны и склонности. Передо мной словно развернули книгу на смутно понятном языке, где я с трудом разбирал одно слово из пяти. Я начал проверять свои догадки на окружающих - на врачах, пациентах, приходящих родственниках. Раз за разом, день за днем, все точнее и вернее. Сейчас я мог бы дать Алисе и любой другой гадалке сто очков вперед. Они могли лишь догадываться и предполагать, а я - видел. Каждый человек носил с собой полную историю своей жизни, от рождения до смерти. Это устрашало. И вдохновляло. Я даже не предполагал, что все обернется именно так. Ведь мне хотелось малого: прикоснуться к чужому секрету. Хоть краешком глаза увидеть мир так, как видела его Алиса. Заполучить хоть капельку чуда в этом скучном и сером мире. Мне отсыпали полную пригоршню чудес - мрачных, пугающих чудес чужих жизней. Спустя год меня наконец признали вменяемым, невиновным и вылечившимся. Меня выбросили обратно в мир. Я потерял место в институте, мою комнатушку давно сдали, но все это было неважно. Теперь я точно знал, чем теперь займусь. Я не даю объявлений в газетах и на сайтах. Не обещаю исполнения любых желаний и миллиона на золотом блюдце. Я просто знаю. Знаю, когда и как вы умрете, что вы делали вчера, как зовут вашу собаку, кто ваши друзья и ваши враги. У меня на ладони лежат ваши мелкие мечты и потуги на самобытность. Люди сами находят меня. Платят за то, чтобы я взглянул на них и дал ответ. Точный, недвусмысленный ответ, как им быть. Взял за шкирку и подтолкнул в нужном направлении. Алиса. Ах да, Алиса. Милая глупая Алиса, как и все, принявшая желаемое за дейст