угу. Присмотревшись, я заметил торчащую из одного чехла гигантскую гусиную шею, выкрашенную в линялый синий цвет, и картинка, щелкнув, сложилась: - Луна-парк, что ли? - Вроде того, - усмехнулся Серега. - «Луна-парк» ваще-то громко сказано, так... парк развлечений. Старое ржавое говно, почти что списанное. Летом детишки катаются с мамками и тятьками, зимой стоит на консервации. Хотя его ты, в принципе, тоже охраняешь. - А что там охранять-то? - Ну как что. Электрика всякая, цветмет. Бомжи могут забрести, хулиганы накуролесить. Или по «синьке» кто-нибудь кататься полезет, ебнется с карусели, шею сломает, а тебе отвечать. Охраняй, короче. - Погоди, как это - кататься? Оно что, подключено? - К сети-то? Естественно. Главный рубильник в котельной, без него ничего не заработает, но знаешь - по пьяни насмерть и с табуретки можно навернуться. Не, ну если тебя от скуки вдруг попрет на паровозике Чу-Чу покататься... - Серега заржал, - ...так ты не сдерживайся, братуха. Бабу можешь пригласить, если чё. Правда, девки это место не любят. Я пару раз пробовал. Они побыстрей уйти стараются, говорят, мол, жуть как стрёмно. - А что с котельной? - спросил я. - Во-от. Котельная - твой главный объект. У Рамзана там, во-первых, склад. А во-вторых, он там при котельной сауну для своих оборудовал. Пару раз в неделю приезжает, иногда сам, иногда с «быками», иногда с блядями попариться. Товар привез, товар увез. Так вот задача твоя - приглядывать за товаром, шоб не спиздили, это раз. За котельной, это два. Котельная старого типа, кстати, газовая, с топкой, можно использовать как мусоросжигатель - листья, там, по осени, всякое такое. Если Рамзан тебе позвонит, - Серега кивнул на стоящий в углу телефон, древний, черный, с тяжелой эбонитовой трубкой и скрипучим диском, - значит, к его приезду надо баньку протопить. Потом покажу как. Он щелкнул зажигалкой и засмолил очередную «приму». Я воспользовался паузой, чтобы спросить: - Что за товар-то? - Да хуйня всякая. Гексоген в мешках, автоматы, наркоты немножко, - обыденно сказал Серега. Увидев мое лицо, снова зареготал: - Ахаха, купился?! Лан, не ссы. Какой там товар может быть. Ну водяра паленая, «Рояль» голландский, всякий дешевый хавчик, может, шмот. Рамзан ларьки держит на рынке. Но имей в виду, он мужчина резкий и с крутыми связями. Так что постарайся его не злить, себе дороже. Да, вот еще что тебе надо знать. Если вдруг чего - действуй по обстановке... - По обстановке - это как? - Это так. Служба здесь - лафа, не служба. Дежуришь ночь через две. Дверь в караулке железная, засов, на окне решетки, без твоего ведома хер войдешь. Объект из окна виден, можно даже не вылезать. Сиди чаи гоняй, телек смотри, или читай книжки... к сессии готовься, - горький сигаретный дым лез ему в глаза, он то и дело тер их ладонью. - Главное. Не спи. Если Рамзан приедет, а ты дрыхнешь - это пиздец. И я б тебе советовал все-таки раз в час дойти ножками до объекта, проверить замки и все прочее. Ключи на столе. Теперь. Если просто какие-нибудь пьяные гоблины забрели, или бомжи приперлись - гони их в шею своими силами. Но если что-то из ряда вон - например, целая банда их или в сторожку к тебе ломятся - наружу носа не кажи, а сразу звонок Рамзану. Запомни, брат, это важно: не ментам, Боже тебя упаси сюда ментов притащить, а именно ему. Через пять минут приедут его «быки», дальше их работа, а тебе косточку дадут за хорошую службу. Понимать моя? - Понимать. Слушай, может, мне еще и оружие полагается? - А как же, - ухмыльнулся сменщик. Протянул руку куда-то в угол за одежный шкаф и выудил оттуда дубинку. - Держи. Тяжелая дубинка длиной в полметра была сделана из толстенной пружины, обмотанной черной изолентой. С рукояти свисал кожаный ремешок, с ударного конца выглядывал гладкий стальной шар размером с крупную сливу. Страшная штука. Для пробы я легонько тюкнул себя по левой ладони, чертыхнулся и затряс отшибленной рукой. - Телефон Рамзана на стенке, сортир за стенкой, чай с сухарями в тумбочке. Еще вопросы есть? - Да вроде все ясно, чего тут. Серега, а скажи честно: вот тебя не ломает на бандюков, да еще и «черных», работать? - Честно? Нет. - Серега мрачно поглядел на окурок и растер его в банке с ожесточением, как злого клопа. - Русский бандит ничем не лучше дагестанского, знаешь. Рамзан еще нормальный, платит честно и ниже плинтуса тебя не опускает. Блин, Рыжий, ты как целка, ей-богу! Иди найди сейчас работу нормальную для таких, как мы с тобой! Веселое, бляха-муха, времечко... Ох и будем мы с тобой лет через двадцать его вспоминать - если доживем, конечно... Ладно, хватит лирики. Пошли, объект посмотрим. Или все же сперва по водочке?.. 27-е ноября. Самое сложное в работе ночного сторожа - не спать. Особенно тяжело не спать в «волчью стражу», после двух. Не спасают ни литровая кружка кофе, ни чтение, ни радиоприемник - последний, наоборот, убаюкивает «на раз». Старенький черно-белый «Рекорд» сдох через неделю после моего поступления на службу, и Серега вынес его на помойку. Можно курить, можно жевать жвачку, но ведь не будешь же делать это всю ночь напролет. У меня на этот случай был свой рецепт. В тумбе отыскался толстый разлинованный гроссбух с наклейкой «Учет входящих» на картонной обложке. Половина листов была выдрана, однако мне хватало и оставшихся. Сидя за ободранным столом перед зарешеченным окошком, ночами я переписывал в этот гроссбух стихи. По памяти. Есенина, Бродского, Ахматову, Набокова, Гумилева. Мелкая моторика пальцев, сжимающих ручку, и работа мозга по вспоминанию заученного наизусть текста не дает человеку заснуть - проверено. ...Вернемся в снегопад. Здесь каждый клок Бесформен, медлен, вял и одинок. Унылый белый мрак, белесый бледный день, Нейтральный свет, абстрактных сосен сень. Ночь обнесет двойной оградой сини Картину с созерцателем картины. Именно сейчас эти строки из набоковского «Бледного пламени» были как нельзя более уместны. Я отложил ручку, хрустнул пальцами, посмотрел на часы - три ночи - глянул в окно. За окном валил снег. Первый снег зимы девяносто шестого года. Сыпался густо, крупными хлопьями, обряжая в стерильный саван темный парк, пустой, как открытый космос. Грязная коробка котельной отчетливо выделялась на белом фоне железнодорожной насыпи, фонарь в сетчатом колпаке, который я всегда включал на ночь над дверью котельной, заключал кладбище стальных динозавров в круг призрачного тускло-желтого света. И на самой границе этого света за снегопадом ворочалось что-то темное, большое, неразличимое. Я пришел в себя уже на полпути к котельной - в одной руке дубинка, другая судорожно пытается поймать рукав ватника. От моментального выброса адреналина сердце тяжело бухало в ребра, и мир вокруг обрел нереальную резкость. Из темноты доносились странные звуки - поскрипывание, пыхтенье, негромкий лязг. Подбежав поближе, я увидел. Это был детский паровозик «Чарли Чу-Чу», единственный из аттракционов, оставшийся на зиму в практически рабочем состоянии - поскольку там и консервировать-то было нечего. Три маленьких крытых вагонетки, когда-то выкрашенные в веселенькие цвета. На переднем сохранилась улыбающаяся мордочка мультяшного львенка, на двух остальных от обезьянки и черепашки уцелели лишь лапа, сжимающая банан, и клочок серого панциря. Все это ржавое хозяйство, влекомое электродвигателем, с пешеходной скоростью волочилось по рельсовому кольцу метров десяти диаметром. Вот непосредственно сейчас. Зимой. В мертвом парке. В три часа ночи - оно работало. И тащилось по кругу, скрипя, охая и вздыхая всеми сочленениями. Даже летом это был самый унылый и самый жуткий аттракцион, какой только можно себе представить. Возможно, я сентиментален, но нет ничего тоскливее, чем маленькие дети, с очень серьезными лицами едущие на дряхлой вагонетке по бесконечному кругу. А у детей, которых безумные родители затащили на борт «Чарли Чу-Чу», почему-то всегда были очень серьезные и сосредоточенные лица, словно они разом осознавали всю тщету и бренность земного бытия. Некоторые, когда их пытались посадить в вагонетку, начинали плакать, и родители уводили их прочь, успокаивать и покупать сахарную вату. Мальчишка, сидящий сейчас в вагонетке с мордочкой львенка на борту, не плакал. Просто серьез