ная книга, перетянутая крест-накрест веревочкой. Бригадир подобрал ее: «Оставите или выкинуть?» Пригодится, невесть отчего решил я. Книга шлепнулась в багажник. В городе меня ждала куча хлопотливых дел. Только спустя неделю я вспомнил о трофее и пошел взглянуть, что надыбал. Оказалось, это вовсе не книга, а старинный альбом. Для фотографий и памятных заметок. Такой здоровый, обтянутый фальшивым малиновым бархатом. На обложке когда-то был вытиснен золотом букет, но теперь от него остались только смутные очертания. Сзади пропечатали даже дату изготовления - 1954 год. Вечерком открыл, стал разглядывать. Страницы из толстого картона, с полукруглыми прорезями, куда впихивались уголки фотографий. Куча снимков, само собой. Всякие-разные, большие и маленькие, все черно-белые. Иногда попадались удивительно четкие и яркие, искусно подретушированные, явно сделанные в ателье. Большинство - мутные и пожелтевшие, с разводами, подпалинами, кляксами от чернил. Были совсем маленькие, наверное, для документов, и намертво приклеенные к страницам. Натуральный семейный архив, хуле. Некоторые фотки были подписаны - чернилами прямо на снимке или понизу. Даты, имена и фамилии, места. Кадры времен Второй мировой и даже Первой, расплывчатые и совсем выцветшие. Города и деревушки, вокзалы, фонтаны, достопримечательности. Лица, какое множество лиц, у меня аж голова кругом пошла. Мужчины, женщины, детишки. Попадались симпатичные, но большинство выглядело как-то... непривычно. Дело даже не в одежде, а в выражениях лиц. Скованные позы, все мрачные, неулыбчивые, словно поголовно страдают заворотом кишок. Не, я понимаю, времена были еще те, только хардкор и ничего кроме, но чего не улыбнуться-то в объектив хоть разок. Расстреляют за это на месте, что ли? Просмотрел альбом от начала к концу, а потом еще разок - от конца к началу. Из мешанины лиц некоторые стали узнаваемыми. Серьезная девица с косами, закрученными в баранки вокруг ушей. Тощий пацан в школьной форме. Колоритный мужик с усами, старившийся с каждым новым снимком, и толстая тетка, похожая на продавщицу в колхозном ларьке. Эти двое несколько раз торчали рядом на фоне кипарисов, моря и пририсованных чаек. Муж и жена, память о летних отпусках? Красивая и печальная женщина, похожая на киноактрису из немого кино. Интересно, кто все эти люди? Моя дальняя родня, от которой не осталось ровным счетом ничего, кроме старого пыльного альбома? Вот азиатской наружности мачо-мэн в полосатом костюме, в точности гангстер из «Подпольной империи». Рядом с ним блондинка, платье в цветочках, на руках - завернутый в кулек младенец. Девица улыбалась - единственная на весь альбом. Понизу тянулась ровно выведенная строчка: «Антонина и Ашот. Ташкент, 1955 год». Оп-ля, бабка Тося собственной персоной. В давние годы, когда она была молодая и симпатичная. Но вроде никакого Ашотика и никаких детишек в ее бурной биографии не значилось?.. Я сморгнул. Шиковатый парень с подружкой смотрели на меня сквозь десятилетия. Фоткал их кто-то криворукий, отчего лица оказались в фокусе, а все остальное несколько расплылось. Пригляделся внимательней - и в самом деле, в руках у Тоси никакой не младенец, а большой букет, завернутый в газетный лист. Примерещится же с устатку. В общем, захлопнул альбом и побрел себе в коечку. Снился мне хоровод черно-белых лиц, медленно паривших в воздухе под заунывную мелодию. Они моргали, кривились, шевелили губами, но я не слышал ни звука. Через пару дней вернулся к фотографиям. Сразу сунулся на страничку гангстера: памятник на месте, девица Тося тоже, никаких тебе бэбиков. Пролистал дальше: усатый с толстухой, общий снимок школьного класса, три мелкие девчонки и собака рядом с одноэтажным зданием, похожим на барак. Из труб в крыше валит густой дым, и сквозь клубы угадываются очертания чего-то огромного, угловатого, угрожающе наступающего на ничего не подозревающих девчонок... Да ёпрст! Я аж альбом выронил. Поднимал с опаской. Вот девчонки и собака. Вот барак. Никакого тебе зловещего дыма, пустое облачное небо. Что за фигня? Нынче есть модное увлечение - прикручивать гифки-спецэффекты к старинным фотографиям, чтоб зритель от неожиданности отложил кирпича. Но у меня-то не навороченный ноут в руках, а самый натуральный фотоальбом. Снимки сделаны не в цифре, а пропечатаны на старой доброй фотобумаге от фабрики «Свема». Они не могут произвольно изменяться! Не могут, и все! Я переворошил твердые страницы, борясь со странным, сосущим под ложечкой ощущением: ты до чертиков опасаешься того, что можешь заметить на страницах нечто странное, и одновременно втайне желаешь этого. Старинные фотоснимки издевались надо мной, оставаясь статичными и неизменными... но их спокойствие было обманчивым. Там, под слоями коричневой и серой краски, что-то жило. Мелькало на самом краю зрения, когда переворачиваешь лист и внезапно замечаешь то, чего прежде не было. А когда распахиваешь страницу, на ней все по-прежнему. Те же плоские двухмерные лица, те же фоны, выглядящие, как расписанные фанерные задники. Это что же, у меня потихоньку начинает крыша шифером шуршать? Не бывать этому! Разумный человек запихал бы подозрительный альбом в пакетик из Окея и отправил на помойку. Или сдал на экспертизу магуям и энергуям, пусть их колбасит не по-детски. Я выбрал иной путь. Моим оружием стали ксерокс, сканер и всезнающий Гугль. Я перегонял снимки в цифру и копался в архивах. Отсканенные фото вели себя смирно, черно-белые лица обретали имена, обрастали историей. Теперь я знал, как зовут роковую женщину (а еще тот факт, что ее муж пропал без вести в 37-ом году, а она сама спустя два года была убита проникшими в ее квартиру ворами). Знал и тощего пацана Виталика, погибшего в блокаду. Даже раскопал сведения об Ашоте из Ташкента - честном менте, схлопотавшем пулю в 56 году. Что связывало его с чокнутой бабкой Тосей, кроме одной-единственной уцелевшей фотокарточки? Все люди на снимках в альбоме были мертвыми. Погибшими не своей смертью, до срока, в катастрофах, на войнах, от ножа в подворотне, от болезней и роковых случайностей. Кое-кто из них и впрямь оказался моей отдаленной родней. Другие не имели к нашей семье совершенно никакого отношения. Бабка Тося невесть зачем собирала их фотографии. Год за годом тщательно складывала в альбом. Нахуа, спрашивается? Альбом я держал под замком, в самом дальнем отделении шкафа. Я мог бы вообще не доставать его, пусть бы себе пылился. Но мне было необходимо время от времени просматривать его. Натыкаясь на новые и новые отличия. За спиной печальной красотки возник зловещего вида силуэт, нацеливший ей в голову длинноствольный пистолет. Дети на классном снимке таращились на меня темными провалами глаз. Рядом с усатым мужиком вместо толстухи возникли двое подростков. На фото маленьких девочек на пару секунд появились взрослые женщины. Парень-футболист злобно оскалился в мою сторону. Давно умершие люди, собранные под бархатной обложкой, жили своей непостижимой жизнью. Иногда мне казалось, что я слышу, как они скребутся изнутри, царапая картон. Наверное, мне стоило наведаться к психиатру... но я оставался совершенно спокоен. Не лез на стену, не испытывал желания душить женскими чулками одиноких прохожих по ночам. Ходил на работу, трепался с приятелями, чатился в скайпе. Позвонил бригадир из Райволы. Они полностью снесли стены и приступили к разборке фундамента. В тот день, шагая по улице, я краем глаза засек девушку с двумя уложенными в баранки косами. На пестром фоне толпы она казалась какой-то выцветшей и тусклой в старомодном пальто и нелепых ботиках. Я точно видел ее на страницах альбома. Рванул за ней - но девчонка сгинула невесть куда. Это стало последней каплей. Я заметался. Долго сдерживаемая паника проломила стены и хлынула наружу. Я должен был что-то предпринять, но представления не имел - что именно надо делать. Я различал призрачные облики давно умерших людей в витринах и на рекламных биллбордах. Не знаю, что сделал бы, уловив их смутные отражения в собственном зеркале - наверное, заблажил бы в голос и раско