Library Journal
Джон Бойн
Криппен
Роман с убийством
Посвящается Лили и Тесси Кэнаван
Слова благодарности
Большое спасибо моим друзьям из книжной лавки «Уэксфорд», в обществе которых я провел чудесный год при написании этой книги: в особенности — Энджи Мёрфи, Конору Данну, Джоанне О'Лири, Джону Харперу, Линде Каллен, Линдсею Тирни, Люку Келли, Мэгги Найотис и Поле Демпси.
Благодарю также Энн Джерати, Энн Гриффин, Боба Джонстона, Джеймса Лаури, Шейн Дагген и Тима Хенди за все их визиты и верную дружбу, а также Пола О'Рурка — за то, что взял меня туда и обратно.
1. «МОНТРОЗ»
Антверпен: среда, 20 июля 1910 года
Оно превышало в длину 575 футов, ширина — почти в восемь раз меньше. Весило примерно 16 500 тонн и вмещало более тысячи восьмисот пассажиров, хотя сегодня было заполнено лишь на три четверти. Казалось, ему — величавому и внушительному, с крашеным корпусом, блестевшим в лучах июльского солнца, — не терпится отплыть: трубы уже украдкой дымили, а о борт с шумом плескались волны реки Шельдт. Это было пароходное судно «Монтроз» Канадского Тихоокеанского флота пассажирских судов, и оно готовилось к отплытию из бельгийского Антверпена в канадский город Квебек, расположенный за три тысячи миль.
«Монтроз» простоял в шлюзе Берендрехт больше двух недель, пока судовая команда вместе с инженерами готовила его к будущему плаванию, и Sinjoreens небольшого бельгийского городка гордились тем, что это роковое путешествие началось не на их берегах. На корабле плыли около двухсот служащих Канадской Тихоокеанской компании: начиная со штурмана в рубке и корабельных затворников с темной от угля кожей и накачанными бицепсами, которые поддерживали огонь в паровых машинах, и заканчивая младшими мальчиками-сиротами, подметавшими главную столовую по окончании вечерних развлечений. Впрочем, встав в док в начале июля, некоторые матросы предпочли провести большую часть увольнения в порту — в шумном Антверпене, где еды, выпивки и шлюх хватало на всех.
Таксомотор остановился у ряда больших стальных баков, миссис Антуанетта Дрейк открыла дверцу и нерешительно опустила ногу в войлочной туфле на покрытую морским илом мостовую: губы дамы в отвращении скривились при виде грязи, облепившей булыжники. Туфля была темно-фиолетовая — такого же цвета, как шляпка и экстравагантное дорожное платье, покрывавшее огромное тело, как брезент — шлюпку.
— Шофер, — нетерпеливо сказала она, вытянув руку и постучав водителя по плечу затянутым в перчатку пальцем: она произносила «р» в слове «шофер» по-царски раскатисто. — Шофер, разве нельзя подъехать ближе к кораблю? Неужели вы думаете, что я пройду через всю эту грязь? Ведь я испорчу обувь. Вы же видите — туфли новые. Они размокнут от воды.
— Дальше нельзя. — Водитель даже не потрудился обернуться. Он плохо владел английским, однако не совершенствовал свои знания: обнаружив с годами, что для общения с иностранцами хватает нескольких шаблонных фраз, он строго ими ограничивался. Это было одно из таких речевых клише. За ним последовало второе: — С вас три шиллинга.
— Дальше нельзя? Какая чушь! Что он несет, Виктория? — Миссис Дрейк оглянулась на дочь, искавшую в кошельке деньги. — Он кретин. Почему нельзя подъехать ближе? Корабль стоит вон там. Он полоумный, тебе не кажется? Не понимает ни бельмеса.
— Подъезжать ближе не разрешается, мама. — Виктория вытащила деньги и передала их водителю, а затем открыла свою дверцу и ступила наружу. — Подожди, — прибавила она, — я помогу тебе выбраться. Это вовсе не опасно.
— Нет, это уж слишком, — раздраженно проворчала миссис Дрейк, дожидаясь, пока семнадцатилетняя дочь обойдет такси. Виктория выбрала более уместный дорожный костюм и теперь, видимо, не боялась поскользнуться на мокрых камнях. — Я говорю, так не годится, — добавила громче миссис Дрейк. — Вы слышите меня, шофер? Не годится брать деньги за недоделанную работу. Сказать по правде, это возмутительно. В Англии вас бы за такое высекли. Бросить на произвол судьбы женщину моих лет и моего положения!
— Выходите, пожалуйста, — ответил водитель приятным, монотонным голосом — еще одна полезная фраза из его набора.
— Что это значит?
— Выходите, пожалуйста, — повторил он. Он каждый день отвозил в порт туристов, и ему некогда было выслушивать жалобы, особенно от англичан — в особенности английских аристократов, очевидно считавших, что их должны не только подвозить к кораблю, но и заносить в портшезе на борт.