Как обычно, капитан поднялся на борт часа за два до отплытия, чтобы в одиночестве изучить карты и проложить маршрут на бейдевинд, но с ним неожиданно поздоровался молодой человек лет под тридцать, бодро представившись:
— Билли Картер, новый старпом.
— Новый кто? — удивленно переспросил капитан Кендалл, рассердившись только из-за того, что раскрыл рот, наполнил легкие воздухом и нашел в себе силы ответить этому нахалу. Картер оказался раскованным парнем с копной рыжевато-каштановых курчавых волос, синими глазами, выразительными ямочками на щеках и веснушками на носу — все вместе производило впечатление ожившего персонажа иллюстрированного журнала. Капитан Кендалл позволял себе разговаривать только со старшими офицерами. На корабле существует строгая иерархия, которую ни в коем случае нельзя нарушать, и он считал, что иерархия эта должна распространяться не только на обязанности, но и на общение.
— Старпом, сэр, — ответил Картер. — Билли Картер. К вашим услугам. Рад знакомству, — добавил он, подмигнув и тряхнув кудрями.
Кендалл нахмурился, потрясенный фамильярностью парня.
— А где мистер Соренсон? — спросил он властно, даже не посмотрев Картеру в глаза.
— Мистер Соренсон?
— Старший помощник Соренсон, — раздраженно пояснил Кендалл. — Он служил у меня семь лет и, насколько я понимаю, должен отправиться в этот рейс. Это подтверждает и судовая роль. Еще раз спрашиваю: где он?
— Боже мой, вы разве не слышали, сэр? — Картер стал яростно чесать голову, словно в волосах пряталась целая колония вшей, которую нужно срочно выскрести. — Вчера ночью его забрали в больницу — орал, как младенец, у которого отняли погремушку. Говорят, разрыв аппендикса. Приятного мало. Рано утром я получил из управления записку — просили, чтобы принял его обязанности на рейс. Сказали, что вас проинформировали. Вы не получали сообщения?
— Меня никто ни о чем не информировал, — ответил капитан. Сердце его упало — он потерял самого надежного коллегу, и тревога за друга завладела им целиком. За семь лет плавания между Кендаллом и Соренсоном возникло взаимное доверие и профессиональное уважение друг к другу. Кроме того, они были завзятыми игроками в покер и часто засиживались в капитанской каюте допоздна за картами и бутылкой виски. Кендалл нередко осознавал, что Соренсон — его единственный близкий друг.
— Черт бы их побрал. Ну и кто вы такой? Какой у вас опыт?
— Я уже сказал, меня зовут Билли Картер, — начал парень, но капитан его перебил:
— Билли Картер? — Он словно выплюнул недожаренный кусок мяса. — Билли? Что это еще за имя для офицера, позвольте спросить?
— Сокращенно от Уильям, сэр. Отцовское имя. В смысле — данное отцом. Самого-то отца звали Джеймс. До него было другое…
— Меня не интересует история вашей семьи, — оборвал его Кендалл.
— В детстве меня всегда звали Билли, — услужливо добавил молодой человек.
— Но теперь-то вы взрослый мужчина?
— Жена говорит, да. — Он опять подмигнул.
— Вы женаты? — в ужасе уточнил Кендалл. Он относился неодобрительно к офицерам, имевшим жену — мерзкое, дурно пахнущее существо. Кендалл никогда не встречал женщины, которая бы его заинтересовала, и с трудом представлял себе ужасы возможной семейной жизни. Ему не верилось, что мужчина способен пойти на такое по доброй воле. Дело в том, что капитан не одобрял женский пол в целом, считая его совершенно излишним довеском.
— Уже два года, — ответил Картер. — И ребеночек на подходе. Должен родиться примерно в конце августа. Даже не знаю — радоваться мне иль горевать. — Он покачал головой и усмехнулся, словно корабельная жизнь сплошь состояла из легкомысленной болтовни. — У самих-то ребятишки есть, сэр? — вежливо спросил он.
— Мистер Картер, уверен, что вы могли бы стать отличным старшим помощником на «Монтрозе», но я, право же, не понимаю, как…
— Минуточку, капитан. — Картер полез в карман и вытащил записку, присланную рано утром Канадской Тихоокеанской компанией. — Вот приказ — прислали, как я уже сказал. Я служил старпомом два года на «Зелосе» и полтора — на «Онтарио». Мы в основном плавали вокруг Европы, и я чаще бывал дома. Не подумайте, что мне так уж хотелось мотнуться туда и обратно через лужу — тем более с ребеночком на подходе, — но они попросили, и мне больше ничего не оставалось. Пообещали, что возвращусь в срок к самому рождению первенца. Но я моряк опытный, капитан, и свое дело знаю. По правде сказать, я бы хотел вернуться на свой регулярный рейс, и вам, наверно, тоже хотелось бы плыть не со мной, а с Соренсоном. Но так уж сложилось. Странная штука — жизнь.