— А, доброе утро, — сказал Эдмунд, обернувшись на шум. — Виктория, не так ли?
— Да, — раздраженно ответила она, словно он намеренно делал вид, что не помнит ее имени. — А вы, кажется, Эдвард?
— Верно. Как спалось?
Она недоуменно уставилась на него.
— Эдвард или Эдмунд? — переспросила через минуту.
— А! Эд… мунд, — ответил он после паузы и немного покраснел. — А вы как сказали?
— Вы говорите как-то неуверенно, — сказала Виктория. — Что, даже собственного имени не помните? Сначала я сказала «Эдвард».
— Зачем же вы так сказали, зная, что это неправильно?
Виктория пристально посмотрела на него и проигнорировала вопрос.
— Собрались позавтракать? — спросила она. Эдмунд кивнул. — А где же ваш отец? Еще спит?
— Встал около часа назад. По-моему, он плохо спал.
— Мама тоже. Возраст, — сказал она, подведя итог.
Как только они шагнули на главную палубу, их обоих озарили солнечные лучи, и Виктория воспользовалась случаем, чтобы как следует рассмотреть Эдмунда в дневном свете. Он был ниже тех кавалеров, которых она пленяла в прошлом, — не больше пяти футов семи дюймов или около того, — но она редко встречала мальчиков с такой светлой кожей и такими красивыми глазами. Его волосы — черные как смоль, тонкие и густые — были немного длиннее, чем требовала мода, и он носил шляпу, слегка их затенявшую. Виктория почувствовала неодолимое желание сорвать эту шляпу и взъерошить его пышную копну. А губы! Пухлые, вишневого цвета. Так и хочется поцеловать. Когда между ними на мгновение мелькал язычок, девушка просто млела. Привлекательным был даже шрам от носа до губы. Сердце Виктории слегка затрепетало, и она заставила себя отвернуться, чтобы мальчик не заметил ее пристального взгляда.
— Вон мисс Хейз, — сказал через минуту Эдмунд, показывая на перила, где стояла Марта Хейз — почти в той же позе, что и накануне, когда они здесь болтали. — Поздороваемся?
Виктория недовольно вздохнула. Хотя Эдмунд вряд ли мог заинтересоваться такой старухой, как мисс Хейз, — ведь ей уже было чуть ли не тридцать, — Викторию раздражало, что он предпочел поговорить с этой женщиной, вместо того чтобы остаться с такой красавицей, как она. «Скорее всего, просто уловка, — решила она. — Строит из себя недотрогу».
— Мисс Хейз, — позвал Эдмунд, когда они подошли, и взрослая дама с улыбкой обернулась.
— Здравствуйте, дети, — сказала она, быстро спрятав в сумочку медальон и защелкнув ее на замочек. — Как приятно вас снова видеть.
«Дети! — рассердилась Виктория. — Да как она смеет! Нам обоим уже почти по восемнадцать!»
— Надеюсь, вы не простояли здесь всю ночь? — спросил с улыбкой Эдмунд. — И не вернулись на палубу, после того как мы все спустились вниз?
— Нет, что вы, — со смехом ответила женщина. — Добравшись до каюты, я сразу легла спать, уверяю вас. Просто я поднялась минуту назад. Как завтрак, Виктория? — спросила она. — Вкусный или не очень?
— Я еще не завтракала, мисс Хейз, — возразила Виктория, полагая, что ее собеседница проявила бесцеремонность, назвав ее по имени. — Я сама только что поднялась на палубу.
— Правда? Могу поклясться, что видела, как вы бегали перед этим по коридору.
— Я? — удивленно переспросила Виктория.
— Я подумала, что ты, наверное, предложила мистеру Робинсону и его сыну составить тебе компанию. Ведь я же видела тебя у двери их каюты.
Виктория открыла от изумления рот, разрываясь между желанием отшутиться и стукнуть ее кулаком. Она почувствовала, как Эдмунд заинтригованно обернулся, и мгновенно покраснела.
— Да я об этом даже не думала, — решительно сказала она. — Какое странное предположение.
— У двери нашей каюты? — уточнил Эдмунд, на обращая внимания на возражение. — Зачем?
— Я и близко не подходила к вашей каюте, — ответила Виктория, слегка понизив голос и стремясь поскорее сменить тему. — Наверно, это была какая-то пассажирка третьего класса — резвятся, где им не положено. Нужно поговорить с капитаном. Ведь среди них полно воровок. Да еще цыганок.
— Да, вероятно, так оно и было, — сказала мисс Хейз. — Вас легко перепутать. Нынешние девушки очень похожи друг на друга. Наверное, такая мода.
Виктория злобно уставилась на нее. «Кто эта мерзкая женщина? — спросила она себя. — И почему она постоянно к нам пристает?»
— Позавтракаете с нами, мисс Хейз? — спросил Эдмунд, и Виктория снова вздохнула.
Дверь обеденного зала открыл перед ними сам капитан Кендалл. Он только что позавтракал, правда, на камбузе, поскольку был не расположен к утренним беседам, и, шагнув на палубу, полной грудью вдохнул свежий воздух. Чудесное утро. Он заметил, как два лучших молодых матроса льют воду за борт корабля, но не в море, а вдоль крашеной обшивки, и с любопытством зашагал к ним.
— Что здесь происходит, парни? — озадаченно спросил он. — Что вы делаете?
— Новый старпом велел, — объяснил один из них.
— Выливать воду ведрами за борт? Зачем?
— Сказал, что пассажиров стошнило и мы должны все смыть. Сказал, производит плохое впечатление.
Кендалл свирепо на него посмотрел и заглянул за борт — ничего не видно.
— Глупости, — сказал он. — Прекратите немедленно. Все, что нужно смыть, смоет море. Сейчас же приступайте к своим обязанностям.
— Есть, сэр, — хором ответили оба, радуясь, что их освободили от этого поручения, и помчались с ведрами прочь.
Кендалл раздраженно покачал головой.
— Смывать рвоту, — сказал он шепотом, еще острее почувствовав, как ему не хватает старого друга. — Капитан Блай смыл бы его самого. Ах, мистер Соренсон, — добавил он, обращаясь к ветру. — Кого они мне прислали?
По периметру палубы первого класса парохода «Монтроз» стояли в ряд восемьдесят шезлонгов, надежно изолированных от других пассажиров, и в тот день одна треть из них постепенно заполнилась, хотя солнце продолжало нещадно палить. Некоторые путешественники решили отдохнуть в каютах, другие дремали на солнышке или читали книги, а третьи резались в игротеке в карты. На палубе третьего класса за детьми никто не смотрел — они гонялись друг за другом, дрались и проказничали, пока их родители курили и дружелюбно болтали между собой. Мужчины и женщины носили широкополые шляпы от солнца, а некоторые дамы с зонтиками в руках прогуливались по кораблю в поисках развлечений. Сидевшие держались по преимуществу особняком; некоторые парочки, искавшие общения, опасливо подружились, однако все боялись, что ближайшие девять дней придется отчаянно скучать. В дальнем конце палубы сидел в одиночестве темноволосый мальчик лет четырнадцати, который, подавшись вперед в шезлонге, щурился на солнце. Лицо у него уже посмуглело — его кожа быстро притягивала загар. Тем не менее он продолжал сидеть, обливаясь потом и постоянно убирая с глаз темные пряди. Это начинало его раздражать, и он жалел, что перед отплытием из Антверпена не постригся. Когда он вспоминал последние несколько месяцев своей жизни, ему казалось странным, что он вообще очутился на этом корабле. Было такое чувство, словно у него отняли целую жизнь, и он теперь вынужден начать новую.
Он впервые плыл на пароходе и отправился в эту поездку в силу печальных обстоятельств. Мальчик никогда не видел отца, который погиб во время Англо-бурской войны, когда сыну было всего полгода, а его мать, француженка по имени Селин де Фреди, пару месяцев назад умерла от туберкулеза. Они жили в разных городах Европы, и Том выучился говорить на нескольких языках. Его единственным живым родственником был дядя покойного отца, которому Селин написала незадолго до смерти, обращаясь с просьбой позаботиться о мальчике, если с ней что-нибудь случится. Дядя согласился и приехал в Париж за неделю до ее кончины. Селин успела намекнуть ему, что задача предстоит нелегкая: Том оказался трудным подростком, который рос без призора, на улице и постоянно доставлял хлопоты своей матери. Новый опекун не умел обращаться с детьми, и мать не знала, сможет ли он присматривать за сыном, хотя доверить его воспитание больше было некому. Или дядя — или сиротский приют, и если бы она выбрала второе, ее сын рано или поздно сменил бы одну форму заточения на другую. После кончины Селин они прожили в Париже еще месяц, улаживая ее дела, а затем отправились в Антверпен, где жил дядя Тома. Однако дела вызвали его в Канаду, и среди различных судов он выбрал «Монтроз», забронировав самую дорогую каюту на борту — «президентский люкс».